Правила склонения личных местоимений

— Наташ, ты, вообще, не лезь! — обрываю я. — Это наши семейные дела, — и снова обращаюсь к Кате. — Кто-нибудь из них, — я указываю на комнату, где за столом расселись все эти дяди и тети. — Хоть раз за все это время позвонил? Кто-нибудь хоть поинтересовался, вообще, как она? В больницу к ней кто-нибудь пришел? Спросил, как Ксюшка? Ни хрена! А теперь какого черта они приперлись на ее похороны?!

Меня раздирает, конечно, от возмущения и злости. Да что там, я все это время думал, что у нас и родственников-то нет, а тут понаехало — хоть лопатой грузи. И главное, фиг с ней с помощью и с поддержкой! Не надо этого — мы сами справимся. Но хоть бы открытку вшивую к Новому году разок прислали!

Пока я думаю обо всем этом и изо всех сил борюсь с желанием выгнать всю эту родню к чертовой матери, в комнату входит майор.

— Ты что это разорался? — спрашивает он, видимо, у меня.

Я стискиваю зубы и смотрю на него.

— Хватит орать! — продолжает он. — Успокаивайся! Люди кругом.

— Да пошел ты! — говорю шепотом.

Его это, естественно, раздражает. Он бы и готов уже меня ударить, но тут же кругом столько народу. И как раз какая-то, видимо, наша тетушка подходит. И лицо у нее такое скорбное, как будто она и в самом деле потеряла близкого человека.

— Рома! — тянет она. — Как же ты вырос!

— Вы кто? — спрашиваю я.

— Ты, наверное, меня не помнишь.

— А должен?

— Ты совсем маленький был. — она так ласково говорит, что меня сейчас вырвет. — Я тетя Вера.

— Нет, — я поднимаю на нее глаза. — Веры у нас давно нет.

— Что? — она явно не понимает, о чем я.

— Ну, надежда еще оставалась, — поясняю я. — А веры уже давно нет, так что вы ошиблись, наверное, вам в другую квартиру.

Тетушка горько вздыхает и уходит. Майор говорит мне, чтобы завтра я был готов к часу дня. Он говорит, что мы поедем куда-то. Я ничего не отвечаю. Я снова закрываюсь в комнате с Ксюшкой и с Наташей.

2

Мы с майором едем в какую-то частную клинику. Мы едем, чтобы сделать тест на определение отцовства. Прямо на следующий день после похорон. Какая же ты сука, майор!

Я всю дорогу не произношу ни слова. Это самая унизительная процедура. Мне в рот тычут какой-то палочкой, что-то скребут, и от этого прям тошнит. И медсестра еще так на меня смотрит, не понятно, то ли с жалостью, то ли торжествующе. По ее глазам трудно сказать точно, а остальное лицо скрыто повязкой.

После меня в кабинет заходит майор, и я слышу через дверь его разговор с врачом.

— Когда будут результаты?

— Через неделю, — вежливо отвечает доктор.

— А побыстрее можно? — майор так не терпелив!

— Срочный анализ стоит дороже, — сообщает врач.

— Это не проблема.

Надо же, майор на меня денег не жалеет! Вот он какой, а я неблагодарная сволочь, не ценю его заботу. Впрочем, я же ему не сын, и очень скоро мы сможем в этом убедиться.

Естественно, из больницы мне приходится добираться самому. Дальше полномочия майора не распространяются. И как назло, у меня ни копейки денег! Просто подстава! Как так вышло, что я не взял с собой ничего! Шарю по карманам, потом опускаюсь прямо на бордюр и звоню Мироновой.

— Наташ, — тихо говорю я в трубку, — что делаешь?

— Из школы домой иду, — растеряно и также тихо отвечает она.

— Забери меня.

— Откуда забрать? Как? Ром, ты что?

— Я в этой клинике, — поднимаю голову и диктую адрес. — Возьми такси. У тебя деньги есть? Я потом отдам…

— Перестань! — перебивает Наташа. — Я сейчас приеду.

И она приезжает. Приезжает очень быстро. Так быстро, что я успеваю выкурить всего три сигареты. Как только Миронова выходит из машины, я подбегаю и обнимаю ее. Я утыкаюсь ей в плечо и, наконец, плачу. Я держался три дня, и вот, наконец, настал предел.

— У меня никого нет, кроме тебя, Наташ! — говорю я ей на ухо.

— У тебя есть Ксюшка! — успокаивает Миронова.

— Нет, — отвечаю. — Больше нет. Больше никого нет. Не бросай меня, пожалуйста!

Мы садимся в машину и едем ко мне. Там, конечно, Катя, но мне наплевать. Мне не так долго осталось в этой квартире жить. Дня три, думаю. Пять — в лучшем случае. Куда потом? Хороший вопрос. Придумать бы такой же хороший ответ!

Моей старшей сестры дома не оказывается, так что я несказанно рад тому, что у нас с Наташей есть некоторое время.

— И что теперь? — спрашивает Миронова, после того как я рассказываю ей всю эту дурацкую историю с тестом на установление отцовства.

— Я не знаю. — отвечаю и целую Наташу в губы. — Не хочу говорить об этом.

Мы занимаемся любовью и валяемся в кровати до тех пор, пока ни приходит время идти в садик за Ксюшкой.

По дороге Наташа рассказывает, что в школе все только обо мне и говорят. Учителя просто в шоке, ученики перешептываются и не знают, верить ли слухам.

Уже у детского сада мы вдруг сталкиваемся с Катей. Они с Ксюшкой выходят из ворот. Я чуть дар речи не теряю. Вы посмотрите, какая заботливая сестренка! Просто сил нет! Только Ксюшка, увидела меня — и уже бежит, сломя голову. Обнимает и спрашивает:

— Ты почему за мной не пришел?

— Ну как же! — говорю. — Вот он я, пришел!

Она обнимает меня и злобно, по-детски так, смотрит на Катю.

— Не надо раньше времени меня списывать! — шиплю.