Правила ведения боя. #победитьрак

Огромное количество животных так же, как и мы, часто страдают от рака. Разрешив мне смотреть, записывать и снимать в виварии, профессор Трещалина оговорилась: «Мы, конечно, шляпу должны снимать перед нашими лабораторными животными. Мы великие их должники. Поставлены же физиологами памятники собаке и лягушке, думаю, пора биоинженерам и онкологам ставить памятник мыши, крысе, кролику».

Пока мы идем с Еленой Трещалиной к виварию с мышами, становится известно, что в хирургическом отделении ветеринарной клиники Российского онкологического научного центра только что была проведена успешная операция по пересадке искусственно выращенной трахеи собаке, больной раком трахеи. Если у пса всё пойдет хорошо, это послужит надеждой на то, что однажды подобные операции и подобная терапия станут возможны и в мире людей. И спустя два года после выхода первого издания этой книги такая операция действительно происходит в Онкоцентре имени Н. Н. Блохина. «Собственно, ради этого, а не из какого-то умозрительного научного любопытства ученые всего мира работают в вивариях. Ради этого эти самые виварии и существуют, – говорит Елена Трещалина и с нежностью и гордостью показывает подведомственные территории: виварий научного онкоцентра, один из лучших в мире. – У нас есть так называемые генно-нокаутированные мыши, иммунодефицитные, у которых нет трансплантационного иммунитета. Называются они «голые мыши». Мы остались почти последними в стране, кто по старинке разводит этих самых, как говорят в народе, подопытных мышей. Они необходимы для доклинической и специфической химиотерапии и даже для доклинического изучения безвредности на этапе оценки онкогенных потенций. Только они могут позволить расти опухоли, потому что у них нет защитного иммунитета. Испытывать это в клинике, на людях, категорически невозможно, и надо уже закончить непрофессиональные разговоры об этом!»

Трещалина спрашивает как бы себя, но выходит, что меня, а в моем лице широкую общественность: «Ну кто согласится испытывать на себе яды, например? Если речь идет о новых лекарствах. Ведь опухолевые клетки нельзя остановить или нельзя заставить их какое-то время не размножаться. Их нужно убить. Если вы их не убьете, то даже одна оставшаяся в живых опухолевая клетка убьет вас. Задача лекарственной терапии рака весьма проста: нужно убить все без исключения опухолевые клетки, используя для этого различные методы или средства, сочетая их так, чтобы человек при этом выжил, чтобы погибла только опухоль со всеми опухолевыми клетками. Чтобы она не имела больше возможностей ни восстановить свой рост в том месте, где она возникла, ни отсеять своих детей, метастазы, куда бы то ни было и повредить тем самым органы. И через эти органы убить человека».

Вообще-то я с этой удивительно красивой женщиной небольшого роста, с хрипловатым голосом, обворожительной улыбкой и каким-то феноменальным умением говорить так, чтобы у собеседника не оставалось шанса сомневаться в сказанном, не хотела спорить с самого начала. Это она подняла эту тему. Это она, как и профессор Гудков, первой заговорила о чувстве вины, которое ученые испытывают перед подопытными животными, отдавая себе при этом отчет в том, что цена жизни мышей и крыс, кроликов, мартышек и собак – возможное спасение человека от рака. И без испытаний на животных в развитии «человеческой» онкологии далеко не уедешь. Химиотерапия – это ведь не шампунь от перхоти. Тем временем профессор Трещалина, надев резиновые перчатки и бережно поглаживая лысую мышку, продолжает: «Простите меня, конечно, за нотацию, но вы же понимаете, что убить опухолевую клетку, не убив нормальные клетки и вообще человека, – это чрезвычайно трудная задача. Надо найти те условия, при которых это состоится. Вы же не будете подвергать, как это делали в концентрационных лагерях, живых людей экзекуциям? Нет. Это безнравственно. Это преступление. Поэтому, с нравственной точки зрения, с точки зрения огромной моральной ответственности, которая лежит на плечах докторов и ученых, прежде чем что-то новое вводить первому человеку, надо провести все мыслимые и немыслимые проверки на животных».

Так проверяются и средства, и субстанции, и методы, и дозы, словом, весь арсенал возможного будущего лечения. Когда будет доказана 1) эффективность, 2) безвредность и 3) установлены границы, в которых это средство или метод могут быть применены, ученые рассматривают возможность перехода к использованию нового средства на первом человеке, том самом, безнадежном, который скажет: «Да, давайте, у меня нет выхода, я обречен и я даю вам добро. Попробуйте, а вдруг мне это поможет?»