Правила ведения боя. #победитьрак

В залитом светом фойе американского Института онкологии имени Розвелла Парка по черно-белым клавишам рояля мечутся руки в синих наколках: кресты, купола, точки. Так я понимаю, что музыкант наверняка говорит по-русски. Почти угадала. Дядя Миша – из Одессы. Его язык – это изумительный винегрет из русского, украинского, суржика и какого-то фантастического американского английского, который, кажется, невозможно понять. Но все здесь понимают. Дядя Миша – волонтер. Для пациентов и родственников пациентов онкологического корпуса клиники он уже 15 лет играет дважды в неделю. Потом оказывается, что многие излечившиеся от рака люди годами не могут избавиться от привычки напевать себе под нос непонятные окружающим американцам «Мурку», «Маруську», которая «вдруг решила», «Голуби летят над нашей зоной», «Гоп-стоп», «Столыпин». Еще дядя Миша под настроение играет ноктюрны Шопена, «Детский альбом» Чайковского, кое-что из Генделя и, конечно, «Русский вальс» (вальс № 2 из «Джазовой сюиты») Шостаковича. До эмиграции дядя Миша работал тапером в одном из одесских кинотеатров.

Моя новая знакомая Сюзан Кэро гладит дядю Мишу по плечу, как родного. А он фамильярно бросает через плечо: «Хай, мэм, опять приехала на ремонт?» Грубость шутки «мэм» ничуть не смущает. Сюзан смеется. И это хорошо. Это то, что надо. Поэтому Миша здесь один из самых популярных волонтеров.

Продолжая гладить Мишу по плечу, Сюзан поднимает свои небесно-голубые глаза к пронзительно голубому небу над Баффало, мечтательно улыбается и говорит: «А что, не решись я на клинические испытания 12 лет назад, может, и не узнала бы никогда, как прогрессировал талант моего любимого артиста за это время». Миша смеется.

Это, конечно, не было решающим аргументом. Но что-то похожее – обыкновенные житейские радости и возможность ими наслаждаться – заставили ее рискнуть 12 лет назад. В тот момент Сюзан Кэро было пятьдесят три года. Дочь заканчивала школу. Сын – первокурсник. А рак – как всегда, не вовремя. И, что самое обидное, никакой реакции на стандартное лечение. «Тогда доктор впервые заговорил со мной о возможности принять участие в клинических испытаниях, – рассказывает Сюзан. – Я всё внимательно выслушала. Стало, если честно, очень страшно. Я тогда еще подумала: а как же люди решаются вдруг первыми полететь в космос или даже просто прыгнуть с парашютом? Ведь там неизвестность. Но другого выбора у меня, увы, не было. И я решила посоревноваться с моей лейкемией! Я составила короткий список желаний: увидеть выпускной дочери, ее свадьбу и свадьбу сына. А еще – внуков… Хотя внуки – это было, конечно, уже слишком».

Она показала доктору свой виш-лист и спросила: «Как думаете, оно того стоит?» Он пожал плечами. В общем, решение Сюзан Кэро принимала сама, хотя слово «испытания» звучало жутковато. Да и до сих пор оно ей не нравится. Но претензий и страхов больше нет – свои 12 лет нормальной жизни Сюзан уже получила, решившись на то, что на научном языке так и называется: клинические испытания.

Клинические испытания лекарств – научные исследования с участием людей. Их проводят по всему миру для того, чтобы оценить эффективность и безопасность новых, прежде испытанных лишь на биологических моделях и животных препаратов. Онкологические лекарства могут проходить клинические испытания только на больных раком людях, в том числе и детях. Без клинических испытаний ни одно противораковое средство ни в одной стране мира не может быть зарегистрировано и выпущено на рынок.