Правила вежливости

– Не знаю. Я помню только, что этот парень, Галилей, как раз и вычислил, что маятнику требуется одинаковое количество времени как на то, чтобы качнуться на два фута, так и на то, чтобы качнуться на два дюйма. Для меня это, разумеется, разрешило тайну дедушкиных часов. А этот Галилей, скорее всего, совершил свое открытие, наблюдая, как качается люстра, свисающая с купола церкви. А продолжительность качка измерил, считая собственный пульс.

– Это просто удивительно.

– Правда? Представляешь, просто сидя в церкви. С тех пор, как я еще совсем мальчишкой об этом узнал, я стал позволять своим мыслям во время проповедей витать где угодно. Но ни одного откровения так на меня и не снизошло.

Я невольно рассмеялась.

– Ш-ш-ш, тише, – прошипел Дики.

Из боковой часовни появился каноник. Он преклонил колена, осенил себя крестом, затем поднялся на алтарь и начал зажигать свечи, готовясь к четырехчасовой мессе. На нем было длинное черное одеяние. И Дики, наблюдая за ним, весь светился, словно с приходом этого каноника на него наконец-то и снизошло давно ожидаемое откровение.

– Так ты, значит, католичка!

Я снова рассмеялась.

– Нет. Я вообще не слишком религиозна, но крестили меня в русской православной церкви.

Дики даже присвистнул, и довольно громко, так что каноник с удивлением обернулся.

– Звучит потрясающе! – сказал Дики.

– Но я ничего толком о православии не знаю. Хотя на Пасху мы обычно весь день постились, а потом всю ночь ели.

Дики, похоже, хорошенько обдумал мои слова и сказал:

– По-моему, я тоже так смог бы.

– Наверное, да.

Какое-то время мы молчали, потом Дики снова наклонился ко мне.

– А ведь я тебя уже несколько дней не видел.

– Я знаю.

– Ты не хочешь объяснить мне, что с тобой происходит?

Теперь мы уже смотрели друг другу в лицо.

– Это долгая история, Дики.

– Тогда давай выйдем отсюда.

Мы вышли и уселись на холодных ступенях соборного крыльца, дружно опершись локтями о колени, и я рассказала Дики сокращенную версию той же истории, какую однажды поведала Битси в баре отеля «Ритц».

Поскольку с тех пор утекло уже довольно много времени, я, должно быть, обрела несколько большую уверенность в себе и рассказывала о собственных переживаниях так, словно это был какой-то веселый бродвейский спектакль, старательно подчеркивая роль всевозможных совпадений и сюрпризов: встречу с Анной на ипподроме; отказ Ив от сделанного ей Тинкером предложения; и то, как я случайно наткнулась на Анну и Тинкера в кафе «Шинуазри».

– Но эта самая смешная часть истории, – сказала я и далее поведала Дики, как обнаружила «Правила вежливости», составленные Вашингтоном, но по своей удивительной тупости далеко не сразу поняла, что это, по сути дела, настольная книга Тинкера, его учебник жизни. В качестве иллюстрации я весьма энергично и без запинки протарахтела несколько максим Вашингтона.

Но то ли оттого, что я рассказывала все это, сидя в декабре на ступенях собора, то ли оттого, что я столь ядовито острила, цитируя одного из Отцов нации, мой юмор, похоже, особого успеха не имел. И под конец я уже сама чувствовала, что голос мой начинает дрожать.

– Как-то совсем не смешно получилось, – сказала я.

– Да уж, – сказал Дики.

Он вдруг стал гораздо серьезней, чем обычно. Понурившись и стиснув руки, он смотрел вниз, на ступени крыльца и долгое время молчал. Меня уже начало это пугать, и я спросила:

– Тебе не хочется отсюда уйти?

– Нет. Тут вполне нормально. Давай побудем здесь еще немного.

И он снова замолчал.

– О чем задумался? – не выдержала я.

Он начал неторопливо – что было для него совершенно не характерно – постукивать ногой по ступени, словно отбивая ритм, а потом сказал, словно задавая вопрос самому себе:

– О чем я задумался? – Он несколько раз глубоко вздохнул, явно к чему-то готовясь, и объяснил: – А задумался я о том, что ты, пожалуй, слишком сурово обошлась с этим парнем. С Тинкером.

Дики перестал выстукивать ногой ритм и стал чрезвычайно внимательно рассматривать на той стороне Пятой авеню статую Атланта, державшего на своих плечах небесный свод; статуя была выполнена в стиле ар-деко и стояла перед Центром Рокфеллера. Мне показалось, что Дики просто не в силах снова посмотреть мне в глаза.

– Значит, этого парня, то есть Тинкера, вышвырнули из колледжа, – Дики говорил тоном человека, которому очень хочется убедиться, что всеми фактами он владеет полностью, – когда его отец промотал даже те деньги, которые мать отложила, чтобы оплатить обучение любимого сына. Тинкер пошел работать и на своем пути наткнулся на некую Лукрецию Борджиа, которая соблазнила его жизнью в Нью-Йорке и возможностью выбиться в люди. А потом вы все случайно встретились. И хотя он явно был к тебе неравнодушен, он все же выбрал твою подругу, получившую увечья в его автомобиле, на который налетел молочный фургон. И жил с ней, пока она не послала его куда подальше. А потом и его брат, по всей видимости, его туда же послал…

Я вдруг обратила внимание, что упорно смотрю куда-то себе под ноги.

– История-то вся, в сущности, об этом? – с сочувствием спросил Дики.

– Да, – согласилась я.