– Нет, – сказала я. – Сегодня ведь твой день рождения, девочка, так что плачу я.
– О’кей. Но тогда двадцать четвертого я с тобой расквитаюсь.
– Отлично.
Она встала и на мгновение предстала передо мной во всем своем великолепии. В этом синем платье, изящно облегавшем ее фигуру, и с красным клатчем в руках она выглядела, как оживший портрет кисти Джона Сингера Сарджента[89]
.– До Судного дня! – напомнила мне Ив.
– До Судного дня, – откликнулась я.
Ожидая, пока официант принесет счет, я размышляла, зачем все-таки посреди зала выставлены эти витрины. Для человека, имеющего достаточное представление о подобных вещах, витрина с оружием могла, правда, представлять интерес, ибо там были выставлены довольно редкие образцы. Но на взгляд обычного обывателя, она казалась довольно убогой и неряшливой. Стрелковое оружие – в основном револьверы и пистолеты – выглядело так, словно его выкопали на берегах Миссисипи, а патроны, лежавшие горкой на дне витрины, походили на олений помет.
Витрина с бабочками визуально производила несколько лучшее впечатление, но и эта коллекция свидетельствовала о том, что ее собирал любитель-дилетант. Насекомые были наколоты на фетровую подложку так, что видна была только верхняя сторона их крылышек. Хотя, если вы хоть что-то понимаете в бабочках, то должны знать, что верхняя и нижняя стороны крыльев у них могут весьма сильно отличаться друг от друга. Например, если верхняя бело-голубая, то нижняя вполне может быть коричневато-серой с охряными пятнышками. Столь яркий контраст обеспечивает такую бабочку вполне материальным эволюционным преимуществом: когда ее крылышки раскрыты, она с легкостью привлекает партнера, а когда закрыты, ее практически незаметно на стволе дерева, ибо она сливается по цвету с его корой.
Это в какой-то степени клише – называть хамелеонами людей, способных менять свою окраску в зависимости от окружения. На самом деле даже один из миллиона на такое не способен. Зато среди людей существуют десятки тысяч «бабочек» с двойной окраской крыльев – это и мужчины, и женщины вроде Ив, у которых одна сторона «крылышек» служит, чтобы привлекать к себе представителей противоположного пола, а другая используется как некий камуфляж, и достаточно одного взмаха крылышками, чтобы привести этот механизм в действие.
Когда мне наконец принесли счет, меня начало «догонять» выпитое шампанское.
Взяв сумочку, я устремила свой взор на дверь и стала примериваться, как бы добраться до нее, ничего не задев.
Брюнетка в брючном костюме проследовала мимо моего столика в туалет, обдав меня холодным недружелюбным взглядом старого врага, вынужденного на время заключить со мной нежелательное перемирие. Ну до чего же все это просто! – думала я. Как мало воображения и смелости мы проявляем, демонстрируя свою ненависть. Зарабатывая пятьдесят центов в час, мы восхищаемся богатыми и жалеем бедных, но всю силу своего яда приберегаем для тех, кто зарабатывает на пенни больше или на пенни меньше, чем мы сами. Именно поэтому революции и не случаются каждые десять лет. Я показала брюнетке язык и, слегка пошатываясь, двинулась к двери, надеясь, что сзади выгляжу как кинозвезда в движущемся поезде.
Когда я вышла на лестницу, она вдруг показалась мне какой-то чересчур узкой и крутой. Я словно стояла на вершине огромной приливной волны. Ощущение было жутковатое, и мне даже пришлось снять туфли и покрепче вцепиться в перила.
Спускалась я медленно, то и дело касаясь плечом стены, и только теперь поняла, что на фотографиях, вывешенных здесь, запечатлено знаменитое судно «Эндьюранс»[90]
, замерзающее в Антарктике. Я даже остановилась, чтобы повнимательней рассмотреть один из снимков. Паруса на корабле были уже убраны, а продовольствие и другие необходимые вещи выгружены прямо на лед. Я погрозила пальцем руководителю экспедиции Шеклтону[91], словно напоминая ему, что это, черт побери, была его собственная ошибка.Когда я наконец вышла из кафе и уже собиралась перейти на ту сторону Шестьдесят девятой улицы и двинуться в сторону Третьей авеню, я заметила у обочины тот же коричневый «Бентли». Дверца открылась, и шофер окликнул меня:
– Мисс Контент!
Я смутилась. И не только из-за того, что выпила слишком много.
– Вас ведь Майкл зовут, верно?
– Да.
Мне вдруг показалось, что этот Майкл очень похож на дядю Роско, старшего брата моего отца. У Роско были такие же крупные руки. И похожие на цветную капусту уши.
– Вы Ив видели? – спросила я.
– Да. Она попросила, чтобы я отвез вас домой.
– Она специально послала вас за мной?
– Нет, мисс. Она сказала, что просто хочет немного пройтись.
Майкл открыл заднюю дверцу. Теперь мне показалось, что внутри темно и как-то одиноко. Хотя, поскольку стоял июнь, даже вечером было все еще совсем светло, да и ночной прохлады в воздухе не чувствовалось.
– Вы не против, если я сяду на переднее сиденье? – спросила я.
– Это не полагается, мисс.
– Да, наверное.
– Вас на Одиннадцатую улицу отвезти?
– Да, именно туда.
– Как вы предпочитаете ехать?
– Что вы имеете в виду?