Правила выживания в Джакарте

— Мы пригласим тебя на свадьбу, — поджимает губы Рид, поднимаясь по ступеням, — чтобы ты окосел от зависти.

— И еще, Рид…

Он оборачивается. Салим мрачно вздыхает, глядя на него снизу вверх, и вынимает сигарету изо рта:

— Не все вокруг похожи на тебя. Не всем легко дается то, что делаешь ты. У тебя золотые мозги, но из-за этого ты иногда забываешь… — Он задумчиво делает пасс рукой с сигаретой. — Мы, обычные люди, за тобой часто не поспеваем. Держи это в уме.

* * *

Возвращаясь к списку того, за что Кирихара открыто и совершенно искренне Джакарту терпеть не может.

Сразу после Эйдана Рида и собственного смятения, завязанного на этом имени, следующим пунктом шли перестрелки.

Именно об этом, чертыхаясь, думает Кирихара, буквально летя по скользкому полу в сторону выхода и сбивая на своем пути людей.

Вслед ему несутся пули и индонезийские проклятия.

Он не понимает этот диалект, но в том, что это именно проклятия, почти уверен. Что еще можно кричать вслед человеку, который заехал тебе по голове десятикилограммовой сумкой, набитой железом, ударил головой в нос и бросился бежать? Вряд ли пожелания жить долго и не болеть.

Первое, о чем Кирихара думает, когда по нему начинают палить, — что эти татуировки на лице он видел в каком-то отчете. Второе, о чем он думает, — что он помнит, что это за отчет, и теперь ему крышка.

Последнее, о чем думает Кирихара, это: как люди из «Аль-Шамеда» пронесли оружие внутрь аэропорта?

— Служба охраны, служба охраны, терминал четыре, экстренная ситуация… Служба охраны… Терминал четыре… Просьба всех сохранять спокойствие… — вещает сверху женский голос по-индонезийски и по-английски.

Спасибо за поддержку, но лучше бы посоветовали что-нибудь более полезное.

Но как они узнали, где он, кто он и что именно в нем надо проделать несколько лишних дырок? Почему они вообще начали по нему палить?! Они же не участвуют в этой гонке. С чего вдруг?!

Кто-то кричит, и люди бросаются врассыпную. Кирихара не может обернуться на бегу, но он уверен, что со всех сторон к ним уже бегут сотрудники службы безопасности аэропорта.

Возникает новый вопрос: как ему выбраться отсюда живым?

Пуля свистит рядом с его лицом и в конечном счете оказывается в плече у какого-то неудачливого мужчины; Кирихаре некогда ему сочувствовать. Ему самому бы кто посочувствовал.

Впереди маячит выход из терминала, но никакой надежды это не внушает: и дурак догадается, что туда уже стянули ближайших сотрудников охраны.

Пуля попадает в сумку.

— Черт! — Да смотрите, куда палите, идиоты! — Черт, черт!

Кирихара виляет вправо.

Пистолет, отобранный у Рида, пришлось оставить в кустах на входе в аэропорт; Кирихара нервничал и не хотел, чтобы его взяли из-за ерунды. А теперь он об этом жалеет.

Впереди маячит целый кордон из охранников в темно-синей форме, все с оружием. Бандиты сзади догоняют, и только сумасшедшая траектория бега Кирихары и то и дело попадающиеся на пути люди и багажные тележки мешают им отправить его к праотцам.

Атаковать в лоб — провальная затея. Назад нельзя. Вправо, влево — бесполезно.

Что делать?

Пока он бежит, заслон из охранников, что-то им — ему и бандитам — кричащих, становится все ближе и ближе.

Еще одна пуля пролетает в миллиметре от него.

До выхода — несколько метров.

— Ты, урод! — кричит кто-то сзади на плохом английском.

Времени думать не остается, и Кирихара делает первое, что приходит ему в голову.

Ныряет в большой тоннель конвейера для проверки багажа.

Лента не работает, так что он проскакивает, согнувшись и волоча за собой сумку. В этот момент люди из «Аль-Шамеда» наконец долетают до входа и пальба начинается с новой силой. Кирихара вываливается из конвейера, один из охранников бросается ему наперерез — и получает сумкой в лицо. Широким прыжком Кирихара оказывается у выхода, едва избежав шальных пуль.

И бросается на улицу.

Он знает, что все скоро побегут за ним, но палящая по охране «Аль-Шамед» (и палящая по «Аль-Шамед» охрана) дают ему короткую, но фору.

Спасение Кирихара видит в медленно отъезжающем от выхода такси. «Последний рывок, ну пожалуйста», — думает он, со всех ног бросаясь к машине.

— В центр! Быстрее! — рявкает он, захлопывая дверь.

Таксист ошеломленно оборачивается, но Кирихара не дает ему опомниться и тычет пальцем в лобовое стекло:

— Быстрее, плачу сверх таксы! Триста долларов! Пятьсот! Быстрее!

Язык денег тот понимает мгновенно — и набирает ход.

* * *

Район, куда они добираются, называется Танах-Абанг, но не то чтобы Кирихаре это действительно о чем-то говорит. Он выбирается из машины, отсчитывает зеленые и рыжие рупии, потом плюет и платит долларами — так проще. Озолоченный таксист отъезжает, а Кирихара остается один — посреди мерцающего и людного ночного города.

На всякий случай он проходит несколько кварталов, петляя между переулками и домами, пока наконец не останавливается и не приваливается к кирпичной кладке какого-то дома на углу с широкой шумной улицей. И только сейчас позволяет себе отдышаться.

— Я выжил, — бормочет Кирихара. Хочется потереть глаза, но он вовремя вспоминает, что на нем линзы. — И выбрался.