Убедившись, что я жива, что мы не стали жертвами аварии, что все это происходит наяву, я осторожно приподнялась и спросила: “Зачем?” В свете набегающих фонарей распухшее ухо моего оператора просвечивало алым.
— Я тебя спрячу, — возбужденно заявил Лом. — Я все видел. Я видел, как подъехала группа захвата, ты вышла с отчаянием на лице, я тебя отбил, как ты и просила! Нас никто не найдет! Только я и ты!
Застонав, я легла опять. Поджала к животу ноги. Подумала — плакать? Ругаться? И вдруг заснула, мгновенно отключившись под перечисление Ломом всех известных ему вариантов совместного счастья.
Проснулась я в комнате, залитой солнцем. Чуть приоткрыв глаза и не увидев знакомой фотографии, хотела было повернуться на другой бок, но тут обнаружила, что кто-то массирует мои ступни в колготках. Вот отчего это странное ощущение во сне! Скосив глаза, я разглядываю совершенно незнакомого молодого человека, усердно разминающего мои ноги. Ну вот, это случилось. За последнюю неделю я все время бегала по самому стыку пересекающихся вариантов собственной судьбы.
Когда бабушка учила меня, шестилетнюю, не бояться смерти, она объясняла, что на самом деле я уже прожила на свете три тысячи двести сорок три раза и проживу еще тысячу восемьсот двадцать жизней в образе женщины, животного или растения, поджидающего нужное человеческое тело, а вот какого — это зависит от моей порядочности и правильного выполнения всего предназначенного.
Как основной постулат предлагалось — муки и несчастья переносить со стойкостью ожидания следующей жизни, в которой они уже будут отсутствовать, как однажды пережитые. Также мне не следовало расслабляться, если моя теперешняя жизнь окажется счастливой и спокойной, — это просто отдых перед мучениями следующего воплощения, потому что каждой женщине предназначено испытать абсолютно все ощущения, какие только могут воспринять ее тело и душа.
Это случилось, я пересекла. Вероятно, мой рассудок, чтобы не повредиться окончательно, предлагает мне другой вариант жизни. Вот же, за окном яркое солнце, а последнюю неделю сентябрь прятал солнце. Обои опять же… Знакомый рисунок, кстати. Юноша, занятый моими ступнями, сосредоточен, хмурится, но клянусь — я его никогда в глаза не видела! Если представить, что вчера вечером мы с Ломом попали-таки в автокатастрофу, а я заснула на заднем сиденье и перешла в свою другую параллельную жизнь из сна, то что сейчас? Сон или… Осторожно шевелю большим пальцем на правой ноге. Юноша сразу же поднимает голову и смотрит мне в лицо. Улыбается.
— Привет, — говорю я на всякий случай и поворачиваюсь на спину. — Ты кто?
— Я Арно. — Он улыбается, улыбается, улыбается…
— А я кто?
— Ты Ахинея. Опять — Ахинея…
— А откуда я здесь?
— Тимоша принес. — Он опять улыбается. Я зажмуриваюсь. Пытаюсь вспомнить, но ничего не получается. Я не знаю никакого Тимоши. Открываю глаза, оглядываюсь. Все ясно. Комната Лома, как же я сразу ее не узнала!
— А где Лом?
— За булочками пошел.
Ну вот, все стало на свои места. Сажусь на диване. Лом пошел за булочками. Без булочек он не может. Этот мальчик называет Тима-Лома Тимошей, значит, он и есть та самая сердечная привязанность, о которой мой оператор честно предупредил, как только я разодрала ему губу. И смерть тетушки Ханны, Латова, террорист Лопес и глупые федералы, и рассветные похороны — все это здесь. Со мной.
Хотя, например, инспектор Ладушкин, в гипсовом воротнике, с шишкой на лбу и теперь, вероятно, еще и с костылем, не воспринимается с покорностью подчинения не мной выбранной судьбе, а кажется почему-то виртуальным продолжением постороннего кошмара.
Не все так плохо, лебедей на пруду я тоже помню, помню желтые глаза кошки Мучи — продолговатые щелочки, сквозь которые напряженный зрачок следит, не отрываясь, за каждым движением ослабленного после любовного припадка кота.
Осталось выяснить, почему этот застенчивый юноша решил начать свое утро с массажа моих ступней? Спрашиваю. Оказывается, Тимоша попросил его, когда я проснусь, сделать мне что-то приятное. Отлично. Плетусь на кухню. Там меня ждет не-приятность. В кофемолке остатки молотого черного перца. Чихаю. Вот что значит — индивидуальный подход к счастью! Опять чихаю. Вот что значит — разнообразие личностных пристрастий и представлений о приятном! Опять… чихаю!! Меняю получасовой массаж ступней на три чайные ложки молотого кофе! Чихаю безостановочно пять раз. Приходит обеспокоенный Арно, закрывает кофемолку с перцем и убирает ее на полку.
— У вас в сумочке звонит телефон, — говорит он.
— Инга Викторовна! — кричит откуда-то виртуальный Ладушкин. — Вы живы?
— Что будет после того, как мои последующие тысяча восемьсот двадцать жизней будут прожиты? — спросила я тогда бабушку.
“Больше ничего не будет. Вселенная иссякнет, потому что любая жизнь — это разнообразие, когда оно исчезает, наступает конец света”.
— При чем здесь Вселенная? — спросила я тогда бабушку.
“Вселенная у тебя здесь, — показала она на мой живот. — Она в тебе, а ты в ней. Поэтому — береги все, от травинки и муравья до луны в небе”.
— А потом?