Шёл весь день. Ночью спал крепко и не мёрз, туман меня уже не пробирал, я к нему уже, наверное, привык. Утром легко поднялся, легко выступил, шёл, смотрел на свои прежние зарубки, перекусывал и запивал. И к вечеру сильно устал. Ночью спал крепко, но не выспался. На следующий день ещё сильней устал. Спал плохо, ворочался, чудилась всякая дрянь. Назавтра ещё быстрее и сильней вчерашнего устал. Напослезавтра – ещё. А там и мясо кончилось. Вода стала прогорклая. Перила – скользкими. Шёл и держался за них, но всё равно нет-нет да оступался. И опять стал думать, что не выйти мне отсюда, свалюсь и подохну как последняя скотина. Но всё равно шёл и шёл.
И, не скажу точно, на который день, потому что я сбился со счёта, вдруг вижу то самое место, на котором был мой первый ночлег и где я сделал первую зарубку. Значит, я уже почти пришёл, обрадовался я. Сел на доски, посмотрел по сторонам, вижу, бледное пятно уже зашло, темнеет. Я тогда снял шапку, подложил её под голову, лёг на неё и сразу же заснул.
Спал я очень крепко, и снились мне разные сны – и про то, как я вернулся к нашим, как они меня встречают с барабанным боем, и как я иду в отставку, прихожу к себе в деревню, и там тоже все, от мала до велика, и Хвеська, конечно, вышли на меня смотреть. Ну, и так далее.
Утром, только стало рассветать, проснулся, перекусил, напился, начистил рукавом мушкет, побрился ножом и пошёл, держа мушкет на караул. Прошёл ещё не так и много, вдруг слышу, вроде как труба пропела. Это наша, гарнизонная, я её сразу узнал. Потом как будто голоса послышались. Ага, думаю, а это перекличка на постах. Прибавил шагу. Поправляю шапку…
Вдруг выстрел! Пуля совсем рядом пролетела! Я упал. Лежу. Бах! Ещё один выстрел. Смотрю – пуля в перила впилась. Лежу, вжался в доски моста, не шевелюсь и думаю, что делать. А они вдруг как взялись палить – по отделениям! Потом повзводно! Пули так и свищут! Э, думаю, так долго мне не улежать. Дождался тишины и закричал:
– Не стреляйте! Я свой! Четвёртой роты второго капральства войсковец явился из…
А они опять как начали! И теперь уже без перерыва. Что называется, шквальным огнём. От моста только щепки летят. Эх, думаю, сейчас зацепит – и мне голову, как тыкву, на куски разнесёт. Потом, когда у них заряды кончатся, они пану вахмистру веревку к поясу привяжут, он войдёт на верёвке в туман, найдёт меня убитого, приволочёт в расположение, там меня обыщут, золотой самородок найдут и скажут, что я не только дезертир, а ещё и вор, у кого-то кусок золота украл. Вот так, думаю, так что и так и так позор, сам виноват, теперь не отлежишься. Встал и пошёл вперёд. Иду, пули рядом так и свищут. Прошёл немного – стрельба прекратилась. Это, думаю, они меня узнали и хотят взять живым, чтобы после допросить. Что ж, это очень даже хорошо, если живым. Иду, шапку поправил, улыбаюсь, вот, вижу, уже протоптанные доски начались, сейчас туман разойдётся.
А он не расходится, собака! Я иду и иду по протоптанным доскам, а берега нет! Шёл, шёл, протоптанные доски кончились, дальше опять пошли непротоптанные. Остановился, слушаю – и ничего не слышу! Ну, и не сдержался, побежал. Бегу, кричу:
– Хлопцы! Вы где? Почему не стреляете, хлопцы?!
А они молчат. Я остановился, выстрелил! Перезарядил, ещё раз выстрелил! Молчат. Я тогда бросил мушкет на мост, на доски, сам тоже сел рядом, закрыл голову руками и молчу. И думаю: хоть бы Цмок сейчас пришёл и затащил меня в болото, и утопил бы там!
Но Цмок не идёт. И никто не идёт, никто не шумит, тишина.
Сколько я так тогда просидел, не знаю. Очень мне тогда было обидно. Даже хотел застрелиться, уже даже взял мушкет и зарядил…
А после всё же встал, закинул мушкет за плечо, достал нож, сделал на мосту, на перилах, зарубку, и пошёл. Просто так пошёл, куда глаза глядят, и ни о чём уже не думая. День шёл, два шёл, три. Шёл, лишь бы не сидеть на месте. Шёл, пил воду из болота, ел коренья, ловил лягушек, тоже ел. Лягушек там было много, по ночам спать не давали, квакали. И я по ночам уже не мёрз, ночи стали тёплые. А днями становилось даже душно, туман горячий, как в бане. Змей в болоте развелось. Теперь суёшь руку зачерпнуть воды – и только и смотри по сторонам, чтобы змею не схватить.
А потом, может, на пятый день, змеи пропали. Потом пропали и лягушки, вода в болоте стала чистая, прозрачная. Ляжешь на мост, голову вниз свесишь и любуешься. Рыбки внизу плавают, жучки. Трава в воде растёт душистая.
Потом пропала трава, вода стала ещё чище, как слеза, на дне жёлтенький песочек, так и хочется сойти с моста. Но я не сходил, конечно, шёл по доскам, мундир расстегнул, шапку снял, потому что стало очень жарко, пятно-солнце над туманом стоит яркое. И я опять начал голодать, потому что водяной травы не было, и кореньев тоже, а как рыбку поймать? Руку в воду сунешь – рыбки сразу во все стороны. Я шёл всё медленнее, ноги заплетались, зарубки уже чуть только помечал. Шёл, наклонялся, пил воду, шёл дальше, парился, ночью лежал, как рыба, открыв рот, утром вставал и снова шёл по мосту, туман был густой-прегустой, горячий как в парилке…