Правило правой руки (сборник)

А Балазей головой покачал и подумал: не жилец Миколайка, как пить дать не жилец! Ведь же убьётся!

А Миколайка по поляне походил, попрыгал, испробовал крылья на крепость, а после снял их, разобрал и в торбу спрятал. Сел, снова в небо посмотрел и говорит:

– Есть, мне сказали, в Архаровске лекарь, от всех болезней лечит. А ещё, говорят, есть у него холодильная мазь. Вот бы мне бы этой мази добыть!

– Зачем?

– Крылья смажу, и они тогда не загорятся, – говорит Миколайка. – Да только мазь очень дорогая, а где столько денег взять? – и смотрит синими глазами. Вот такущими! Глянул в них Балазей… и решился. Сказал:

– Государь нам поможет! – и встал, и ружьё подхватил, и повертел им для красы.

А что? Ружьё богатое: дуло чернёное, курок золочёный, приклад деревянной душистой породы в рисунках. Да за такое даже не в базарный день большие деньги выложат – ещё бы! Но испугался Миколайка, говорит:

– Как же такое можно? Ведь это подарок!

– Молчи!

И… отвернулся валацуга, и носом зашмыгал. Жаль ему верного товарища и, конечно, жаль ружья. Но и охота крылья испытать! И смолчал. Пошли они, вошли в Архаровск. А там, даже в корчму не заходя, сразу повернули к лекарю.

Лекарь про мазь не отпирался, говорит:

– Да, наилучшая! От горячки спасает, от жару, от пару, от свары. Пятьдесят ассигнаций стакан.

Миколайка:

– А если в обмен? Например, на ружьё? Сколько дашь?

И Балазей ружьё с плеча снимает. Лекарь прищурился.

– Дай-ка сюда, – он говорит, – я посмотрю.

А Балазей:

– А что смотреть? Сейчас и так проверим! – да и клацнул алмазным курком!

Лекарь в крик:

– Ты чего? Очумел?

Балазей ему ружьё к брюху приставил, спрашивает:

– Сколько стоит? Не слышу!

Лекарь зажмурился.

– Даром берите, не жалко.

Взяли ровно полведра – и сразу в дверь, а там через забор, а дальше подворотнями, оврагами, канавами, собачьими лазейками…

И затаились в воровской ночлежке, в полуподвальной конуре, тьма, смрад, зато надёжно, тихо, и стали ждать утра. Миколайка, крылья мазью натирая, неумолчно вздыхал, причитал:

– Эх, не к добру этот разбой нам обернётся! Я же не знал! Я же думал, мы меняемся!

Балазей терпел, терпел, а после говорит:

– Ну так пойди, верни!

– А крылья как?

– Тогда молчи!

Молчит Миколайка. И дальше мажет, старается. А что! Крылья – это вам не поросёнок, тут поступиться никак не возможно. Тут же великое дело!

Но не всякое великое к добру. И так оно тогда и было. Назавтра они встали до зари, побрились начисто, и натощак – для пущей лёгкости – пошли. Да, а крылья надели, конечно. И вот Миколайка в них идёт, к бокам их прижавши, а Балазей перед ним. А сзади за ними уже начал народ собираться и на Миколайку глазеть. А они идут себе, ни на кого не смотрят.

И вот вышли они на базарную площадь, потому что там лучше всего, там для разбегу просторно. Но как только купцы-продавцы увидали Миколайку с его крыльями, так сразу кинулись к нему и уже совсем проходу не дают, а сразу все наперебой интересуются:

– Почём товар? Зачем товар? Чего так много просите?

– Не продаётся! – кричит Балазей. – Не хватайте! Не рвите! А кто чуда желает, валите за мной. По пятаку беру, по-божески!

Вот там до чего тогда дошло! Но Миколайка никого не видит и не слышит. Идёт себе через толпу как через бурелом, а Балазей перед ним и кричит:

– Не лапай! Не замай! Это, может, заморское чудо; не трожь!

Но тут вдруг как назло кто-то цоп его за руку! Цепко! Обернулся Балазей, хотел нахалу по сусалам съездить… И обмяк!

И то сказать – ведь перед ним его штабс-капитан! Усы вощёные, глаза кровавые. И грозно шепчет:

– А, беглый солдат! Балазей! Вот ты где!

Балазей побелел, отвечает:

– Обознались, вашбродь, ну ей-богу обознались!

– Ну уж нет! Всё как есть! – ревёт штабс-капитан. – И повесят тебя, Балазей, за измену отечеству!

А что? И запросто повесят. Он ведь мало того, что со службы сбежал, так ещё украл секретное трофейное ружьё. Да, тут верная смерть! Разве что…

Подскочил Балазей, заорал:

– Полетел! Полетел! – и пальцем в небо тычет.

Штабс-капитан поверил, глянул… А Балазей рванулся, вырвался – и кинулся в толпу, и в ней сразу пропал! Штабс-капитан, осерчав, по-военному свистнул. Солдаты – на свист, а народ – кто куда. Невозможная давка. И тут…

Как только люди в переулки схлынули, так Миколайка на просторе разбежался, крыльями – мах! мах! – и полетел!

Остолбенел народ, шапки снял. Ну, ещё бы! Такое знамение! Один говорит:

– К недороду.

Другой:

– К урожаю.

А третий, пятый да десятый… Ну, дело ясное – привычное брожение умов!

А Миколайка всё выше и выше летит, ничего не боится. А что? Полведра холодильного средства извёл, так теперь хоть на солнце садись!

А Балазей среди толпы стоит, на товарища смотрит… И стыдно ему! Эх, сколько он над ним смеялся, сколько потешался, думает, а сам он на проверку кто? Дурак дураком!

И вдруг слышит:

– Цыть! Стоять! И не дышать! Глаза направо!

И Балазея как околдовали! И словно не было тех долгих вольных лет, и никогда он не бродил по белу свету, а всё время в казарме сидел! Стоит Балазей и не дышит, направо косит. Там, справа, солдаты по небу стреляют, а штабс-капитан народу объясняет: