Правило правой руки (сборник)

Что в переводе означает «Сильный колдун! Плохой, однако».

Но сыроядцам хорошо, они народ вольный. Запряг собак, чум разобрал, на сани положил, причмокнул, гикнул – и поехал куда тебе надо. А мы присягой связаны, мы долг исполняем. То есть мы копаем рудники, дуран-руду берём и переплавляем её в слитки.

Дуран-руду шестнадцать лет тому назад открыл наш иноземец Гирхард Клюйст, обер-маркшейдер Берг-коллегии. Открыл и, быв укушен пауком, умре. Но дело было уже начато, секрет открыт, оценён по достоинству – и гору Ыртак-Ю отдали в ведомство шестого департамента Коллегии Военных Дел. Приехал в эти гиблые места генерал-адъютант Максилим Хабанеров – красавец саженного роста, герой, кавалер девяти орденов и, главное, человек на удивление учёный. Приехал и начал командовать. Поставил съезжую избу, расставил караулы, а восьмистам колодникам назначил рыть шурфы, бить штреки, строить мельницу.

И началась работа! В пять тридцать – барабан, в шесть – завтрак, в шесть пятнадцать – по местам. В одиннадцать – обед, в пять пополудни – ужин, в девять – построение, отбой. Раз в две недели – выходной. К зиме пошла богатая руда. Но что значит богатая? В сезон полпуда наберём – и это уже считается большим успехом. Везём его, этот успех, на мельницу, дробим, просеиваем…

А дальше государственный секрет, ибо эта самая дуран-руда такой свирепой силой обладает, что просто страх! И, главное, когда она рванёт, пёс её знает. Иной колодник бьёт её киркой, крошит полсмены, смену… И вдруг как бабах! Кирку, забойщика, его подручных – всё это в мелкие клочья. Дым, смрад кругом, все кашляют, слезами умываются. Потом в три дня все те, которые тогда в том штреке были, наголо лысеют. А потом, ещё через неделю-две, они уже с нар не встают. А ещё через месяц их всех в холщовые мешки и снимают с пищевого довольствия. Так что колодников к нам гнали сотнями, но при этом в превеликой тайне. Ведь тогда думалось сделать из той дуран-руды особый, наимощный в мире порох.

Ну, и сделали. Убойный получился порох, влаги не боится, и в дождь, и в снег стреляет. И вот собрали наиверную команду, придали им полфунта того пороху, и они срочно, тайно двинулись в столицу.

В столице – сразу в Генеральный Штаб. Там Хабанеров честь по чести доложил, фельдмаршалы его доклад одобрили. Послали флигель-адъютанта во дворец. И вот приезжает царица… Да! Красоты неописуемой! Глаза большие, чёрные, стан стройный, голос ласковый. Ступает мягко, плавно. Говорит:

– Мон шер! О, как вы изменились!

А Хабанеров, он и вправду на Ыртак-Ю крепко сдал. Румянец растерял, на лбу появились морщины, на макушке лысина. Но, как и прежде, браво отвечает:

– Не обессудьте, матушка-царица, виноват. Зато какой я вам гостинец привёз! Извольте посмотреть, – и подаёт ей маленький сафьяновый мешочек.

Царица глянула в него, в этот мешочек, бровки нахмурила и говорит:

– Что это?

– Порох, – отвечает Хабанеров, – из дуран-руды. Убойной силы… двестикратной против прежнего!

Царица улыбнулась, говорит:

– Ах, генерал, опять пугаете. Зачем мне ваш дуран? – И этак, извините, гадливо мешочек ему отдаёт. – Я, – продолжает, – мирная вдова, народ мой не воинственный, с соседями у нас взаимопонимание.

А Хабанеров ей почти что дерзко:

– Так, государыня, это же не ради войны, но токмо ради устрашения.

А она руками машет, говорит:

– Нет-нет! Увольте, не хочу.

Тогда уже весь генеральный штаб не выдержал. Фельдмаршалы давай наперебой:

– Матушка родимая! Заступница! Ты же прежде глянь хоть бы одним глазком, а уже после решай.

А самый старый лейб-фельдмаршал – он восемь лет до этого молчал – вдруг встал, вышел вперёд и очень громко и твёрдо воскликнул:

– Хочешь мира, готовься к войне!

Тогда царица покачала головой и говорит:

– Какие вы горластые! Мне, бедной вдове, вас не переспорить. Ладно, показывай, мон шер, этот ваш грозный дуран.

– Здесь, – Хабанеров говорит, – нельзя, все стёкла вылетят.

Тогда они сошли во двор. Поставили чугунную мишень. Хабанеров гордо говорит:

– Сейчас её на клочья разорвёт. Поберегись!

Все отошли. А он командует:

– На линию!

И тотчас бравый унтер-офицер Земцов – он с нами прибыл – взял специальный пистолет, стал в сорока шагах, прицелился. Хабанеров командует:

– Пли!

И полыхнуло! Ахнуло! И…

О! Мык шаман! Потому что мишень чёрт не взял, она стоит как и стояла, а унтер-офицера нет. Только дымок поднялся к небу и рассеялся.

Фельдмаршалы молчат сконфуженно, на генерала смотрят. А он, белый как снег, говорит:

– Промашка вышла. Я готов под трибунал!

Но фельдмаршалы опять молчат, не отзываются. Они думают, как быть. Зато царица, как слабая женщина, сразу:

– Позор! Смертоубийство! – закричала. Скорым шагом вышла со двора, села в карету и уехала к себе.