Правило правой руки (сборник)

Да, и ещё: поезда ходили только в одном направлении – от ближайшего города к стрелке, и только уже за ней, после развилки, где железнодорожное полотно разделялось, поезда сворачивали или по одной его ветке, или по другой, и обе, кстати, уходили в лес. Лес был очень густой и обширный, а что было за ним, стрелочник не знал. Да он и не интересовался этим, тем более что по служебной инструкции ему знать не полагалось. Он должен был делать только вот что – и это строго обязательно! – вовремя оказаться возле телеграфного аппарата, получить инструкцию, установить стрелку в заданное положение, встать в двух шагах от полотна и поднять служебный флажок в положение «путь свободен». А когда поезд пройдёт, сделать отмашку и убрать флажок. Поезда чаще всего были пассажирские, второй класс, два-три полупустых вагона, и только раз-два в месяц проходили грузовые, которые обычно везли брёвна, чугунные чурки или какие-нибудь ящики. Поезда проходили за стрелку, на ту или другую ветку, и исчезали в лесу. И обратно никогда не возвращались! Может, у них там разворотное кольцо, иногда думал стрелочник. А ещё реже, в плохую погоду, он произносил это вслух.

Говорить-то ему было не с кем! Жена, как было уже сказано, у него умерла, кажется, от чахотки, а дети уехали учиться – вначале сын, а после дочь. Вот тогда, выходя к поезду, и это оба раза были пассажирские, стрелочник поднимал свой служебный флажок в положение «внимание», поезд начинал притормаживать, и в первый раз сын, а во второй раз дочь запрыгивали на подножку, после чего стрелочник делал отмашку – и поезд вновь набирал ход.

Дети уехали и больше никогда не возвращались, и не проезжали мимо, потому что стрелочник никогда не видел их в окнах вагонов, а у него было хорошее зрение – и даже не слали ему телеграмм.

Да и вообще, кроме служебных телеграмм, касавшихся перестановки стрелки, он только ещё раз в месяц получал уведомление о том, что его очередное жалование положено в банк на его имя. Со временем там накопилась кругленькая сумма, её нужно было бы забрать, но стрелочник не мог покинуть место службы и поэтому всё чаще думал о том, что надо как-то собраться, сделать выписки из метрик и переслать по телеграфу в банк доверенность на сына или дочь.

Но время шло, а до доверенности дело никак не доходило. Да и её же ещё кто-то должен заверять, иначе это будет простая бумажка, вот и всё, а затевается дело серьёзное!

А потом вдруг стало не до денег – поезда стали ходить чаще, каждый день! Привычный многолетний ритм жизни нарушился, стрелочник начал нервничать, он уже не мог, как раньше, спокойно расхаживать по приусадебному участку и осматривать грядки, а он всё время невольно прислушивался, не трещит ли телеграф.

А телеграф и в самом деле трещал всё чаще и чаще! И поезда теперь тащили за собой не два-три вагона, как раньше, а по восемь-десять, и в них было полно народу. Люди смотрели в окна. А некоторые даже стояли в открытых дверях тамбуров и курили, хмуро поглядывая по сторонам. Также и грузовые составы изменились. Мало того, что они стали ходить каждый день, так на них теперь возили не только лес или чугун, но и лошадей, и коров, и ещё что-то громоздкое, накрытое брезентом. Который не везде был одинаково надёжно закреплён, поэтому кое-где его углы на ветру задирались, и стрелочник только качал головой, когда ему открывались где полевые кухни, где санитарные фургоны, а где и пушки, много пушек! Вот оно что, думал стрелочник, надвигая на глаза фуражку, когда следом за грузовым составом следовал пассажирский, а в нём все пассажиры были призывного возраста. А телеграф трещал и трещал! Всё громче и надрывней! По пять, шесть, десять раз на дню!

А потом он вдруг сломался. То есть он, конечно, продолжал стучать, выбивая морзянку, но лента не лезла из него вперёд на стол, а комкалась внутри на одном месте, стрелочник дрожащими руками пытался ей помочь, осторожно тянул её, подсовывал под прижимную планку перочинный нож и аккуратно вытаскивал ленту, но она была в таком ужасном состоянии, что ничего на ней понять было нельзя.

И аппарат уже затих. Стрелочник стоял возле него и рассматривал ленту. Она была почти вся чёрная от краски. А поезд, как нетрудно было догадаться, приближался! Что делать? Телеграфировать в город? Но как?! Стрелочник никогда не отправлял никаких телеграмм, ему же это было не нужно…

А поезд подъезжал всё ближе! А стрелка была выставлена в нейтральное положение! Что делать? Стрелочник выбежал из домика, посмотрел в одну сторону, в другую…

А после подбежал к стрелке и перевёл её на себя! И отступил, и поднял сигнальный флажок в положение «будьте внимательны, вам угрожает опасность!». Локомотив уже выскочил из-за поворота, машинист сразу заметил сигнал – и в ответ тоже просигналил, с пересвистами, «вас понял!». И прибавил ходу! Стрелочник отшатнулся назад. Локомотив, продолжая свистеть, промчался мимо. Промчались и девять – двенадцать – шестнадцать вагонов, битком набитые призывниками. Они что-то кричали, но что именно, понять было нельзя.