Правило правой руки (сборник)

А больше всех на Светловолосого. Асыка-князь разгневался, вот так вот пальцем сделал. Два ляка подскочили, взяли шамана за косы, из землянки вывели – и всё. Его собакам бросили. Теперь шамана нет. Кто теперь будет духов слушать, кто будет рыбу в сети приводить, зверя приманивать? Светловолосый? Ха! Он глупый человек. И он чужой. Нельзя такому ялпын-ма показывать – Пайпын-ойка рассердится. Шаман про это говорил, а князь только смеялся. Князь говорил:

– Я Пайпын-ойку не боюсь. Он деревянный! А у меня броня железная.

Эту броню ему привёз Светловолосый. Он много всякого привёз, а больше всего огненную воду. В этой воде сидит злой дух. Кто эту воду пьёт, в того этот дух перескакивает. Асыка пил, теперь в Асыке тоже злой дух. Это он Асыке насоветовал! Это он из Асыки кричал:

– Пайпын-ойка деревянный! Пайпын-ойка дурной! Я его обману!

Вот какой Асыка-князь стал недобрый. Какой глупый! Это уже бывало. Прошлой весной Мачи-сенг тоже так говорил, тоже хотел обманом взять, тоже пошёл на ялпын-ма, а не дошёл! Пайпын-ойка разгневался и Мачи-сенга утопил в болоте. И всех других, кто с ним был, он тоже утопил. Потом был большой пурлахтын. Пайпын-ойке Мачи-сенговой кровью губы мазали, грибной настой пили, три дня плясали.

А теперь что будем делать? Кто теперь будет плясать? Один Тукум, так, что ли? Нет, так совсем нехорошо! Так нельзя. Идти нужно! Скорей! Пока все спят, пока их злой огненный дух сторожит. Хей! Злой огненный дух! Я тебя обманул! Хей, хей! Встал Тукум, нож, лыжи взял и вышел из землянки. Тихо вышел, никого не разбудил. Тукум добрый охотник. Комар, когда летит, больше шумит.

Пошёл Тукум. Пришёл к воротам. Там стоит ляк Алач. Он говорит:

– Ты куда?

– Я к реке.

– А лыжи тебе для чего?

– Так… – говорит Тукум.

Взял и ножом ударил. Упал Алач. Тукум через него переступил, в ворота вышел. На лыжи встал и побежал. Пробежал сто шагов, оглянулся. Сзади стоит высокий тын, в два роста будет. Бревно к бревну. И ещё вал. Вал скользкий, ледяной, такой не перескочишь. Хороший город, крепкий, тёплый. Сто двадцать ляков в нём. И ещё женщины, и дети. И кучкупы, невольные люди, их тоже немало.

А Светловолосый гость смеялся. Он говорил, что это мало. Он говорил, что там, откуда он пришёл, тын вокруг города медный стоит. И князь его, князь всех князей, тсар называется, живёт в медной землянке. Землянка высока, до самых облаков. А ляков у тсара – как деревьев в лесу. И у каждого железный гром. Гром крепко стреляет. А у Тукума – нож! Ещё посмотрим, чья возьмёт!

Побежал Тукум, в лес забежал. Бежит по густому кедровнику. Скрр-скрр – лыжи скрипят. Добрый мороз! Небо светлеет. Тукум снял малахай, кухлянку расстегнул, дальше бежит. Тропа петляет, прячется. Тут надо зорко смотреть! Шаг не туда ступил, верёвку зацепил – и тэнн! – стрела запела, под самострел попал. И это правильно, это такая тропа. Чужим на ялпын-ма ходить нельзя. Пайпын-ойка не любит чужих, он чужих убивает. Если чужой ходил, не доходил. А завтра свой чужого поведёт, чужой может дойти. Это нельзя! Надо спешить! Надо сказать Хозяину: беда, тебя Асыка предал. Скрр-скрр – лыжи скрипят. Бежит Тукум, старается. Совсем вспотел, устал.

Вот, прибежал. Вот поляна. Она немалая: так сто шагов, и так сто пятьдесят. Светло уже. Снег падает. Снег Пайпын-ойку прячет. Он стоит в снегу по грудь, молчит, хмурится. Страшно стало Тукуму. Ой-хей! Один пришёл, шамана нет, что, если Хозяин принять не захочет? Глянет гневно – и смерть! Стоит Тукум, дрожит и говорит:

– Хозяин! Эй! Твой сын пришёл. Не убивай меня, я дар принёс.

Молчит Пайпын-ойка, не убивает. Тукум лыжи снял, подошёл. Нож взял, палец разрезал, Пайпын-ойке губы кровью намазал. Сел рядом, молчит. Снег падает. Тихо… Ну, вот хорошо! Не прогоняет. Заговорил Тукум:

– Беда! Асыка-князь совсем ума лишился. Шамана задушил, собакам бросил. А теперь ещё хуже. Хочет чужого человека сюда привести. Чужой смеётся, говорит: «Ваш бог чурбан. Я его сожгу и своего поставлю!». Убей его, Пайпын-ойка! И Асыку убей. Асыка огненную воду пьёт, чужого человека слушает. Зачем нам такой князь? Нехорошо!

Молчит Пайпын-ойка, не шевелится. Испугался Тукум, закричал:

– Хозяин, я твой сын! Не оставляй меня! Не дай, чтобы тебя сожгли!

Скрр! Заскрипело, запело! Это Пайпын-ойка зубы показал, оскалился! После повёл плечом – снег с головы осыпался. После опять скрр-скрр! – это зубы закрыл. Опять стоит, не шевелится. Высокий, чёрный, грозный Пайпын-ойка. Хороший человек, Самар-думу, так его звали, рубил Пайпын-ойку: сперва два лета пихту выбирал, после ещё одно лето вытёсывал. После сказал: «Вот, это наш отец!». И все к Пайпын-ойке ходили. Дары ему носили. Он их принимал. Много раз был пурлахтын. Всем было хорошо. А теперь чего будет?