Правители эпохи эллинизма

Г. Бенгтсон — ученый сугубо академического плана, что отличает его от некоторых его соотечественников, тоже крупных ученых, однако не брезговавших в свое время сотрудничеством с нацизмом (для примера можно указать хотя бы ла Г. Берве). Однако академическая основательность не исключает у Бенгтсона приверженности к целому ряду идей, которые по-своему стали традиционными для немецкой буржуазной историографии античности. Лучше всего о достоинствах и недостатках научной манеры западногерманского ученого можно было бы судить на примере его основного труда — «Греческой истории». Бесспорна Научная ценность этого капитальною произведения. Добротное фактическое изложение, внимание к любым теоретически значимым аспектам античной истории, осторожность u i резвость в оценке новейших концепций, наконец, богатство источниковедческих и историографических указании — таковы замечательные качества этой книги, которые делают ее теперь незаменимым пособием для всех, кто занимается историей древней Греции.

Но книге присущи и недостатки, характерные именно для немецкого буржуазного антиковедения. Односторонностью отличаются библиографические рекомендации автора: в расчет принимаются прежде всего и главным образом работы немецких ученых, вследствие чего складывается неверное представление о подавляющем превосходстве германского антиковедения. Но самое главное: ущербна основная историческая концепция автора. Она исходит из представления о саморазвитии государственных форм вне связи с изменениями социально-экономических условий и развитием классовой борьбы. При этом переход от автономного полиса к территориальной монархии расценивается Бенгтсоном как безусловно прогрессивный шаг. Для позиции автора характерна идеализация монархической формы, а вместе с тем и ее идеологов и создателей — Исократа, Филиппа и Александра. В государстве Александра Бенгтсон видит абсолютную монархию, прообраз будущих западных монархий, а венцом развития античной государственности он считает римское единодержавие.

Эти особенности научного творчества Г. Бенгтсона следует иметь в виду, начиная знакомство с повой ого книгой по истории эллинизма. Впрочем, установка на популярность изложения в данном случае обернулась тем, что указанные выше тенденции выступают в этом сочинении менее выпукло, в менее обязывающей форме. Книга написана в спокойной, уравновешенной манере. Хотя в основу положен личностный аспект и политическая история эллинизма представлена в биографиях наиболее выдающихся его творцов — полководцев Александра, создателей новых территориально-монархических государств, а затем эллинистических царей — их преемников, — автор стремился остаться на почве реально происходившего, не позволяя себе уклониться на нередкий в таких случаях путь составления исторического жизнеописания с помощью развлекательных анекдотов. «Непозволимо заполнять исторические лакуны анекдотами, которые по большей части не могут притязать на историческую достоверность», — заявляет он в предисловии, и этому девизу остается верен до конца, критикуя драматизированные версии эллинистическо-римской историографии и предпочитая вовсе не касаться отдельных периодов или сторон жизни своих героев, нежели воспроизводить их с помощью легковесного, сомнительного материала.

Выбор персонажем сделан в общем удачно, предоставляя возможность на конкретных примерах проследить все фазы эллинистической истории — от борьбы диадохов за наследство Александра до агонии эллинизма на исходе старой эры. Из 13 биографии четыре — Птолемея I, Селевка I, Деметрия Полиоркета и Пирра — падают на период первоначального брожения и консолидации мира эллинистических государств, причем в лице первых двух представлены деятели, так сказать, конструктивного плана, тогда как два других — Деметрий и Пирр — были живыми воплощениями авантюризма, который их и погубил.

Следующие четыре биографии — Птолемея II и Арсиноя II (объединены в одном очерке), Антигона Гоната и спартанского царя Клеомена III — относятся ко времени зрелого эллинизма (с конца 80-х по конец 20-х годов III в. до н. э.). При этом опять-таки подобраны разные типы: если Птолемей II и Антигон Гонат могут быть отнесены к разряду разумных администраторов, много сделавших для упрочения внутреннего и внешнего положения своих государств, то в лицо спартанца Клеомена представлен — насколько убедительно, это особый вопрос — тип политика-бунтаря, задававшегося несбыточными целями и потому накликавшего беду и на себя, и на свое государство.