Кэлен молча смотрела на него, вздернув подбородок. Она видела, как в его глазах начали свой темный танец какие-то неведомые ей силы. Все это вместе с его изможденным видом, беспорядочными вьющимися волосами, которые во мраке камеры казались еще темнее, чем они были на самом деле, создавало почти демоническое впечатление. Она с показной легкостью переносила его близость, которой он пытался подавить ее, не обращала внимание и на то, как его фигура нависла над ее в доминирующем жесте.
Она лишь ждала продолжение его монолога, понимая, что это не мог быть его конец.
— Я не помню многое из того, что происходило со мной раньше, и единственное отчетливое воспоминание — это ощущение ненависти к людям, лиц которых я даже не помню. И именно она привела меня сюда — ненависть. Но ты не имеешь права винить меня: и ты, и твой муж убили не меньшее количество людей, чем я сам.
Его рука легла на ее плечо, затем быстро скользнула вверх по шее и, наконец, оказалась на ее щеке. Кэлен внутренне сжалась, но сохранила внешнее самообладание. Она понимала, что Нида была неподалеку от входа в камеру, но, даже при всем желании, она бы не успела появиться вовремя, если бы Томас решил причинить ей вред.
И уже в следующее мгновение он схватил Кэлен за локти и повернулся на месте, меняя их местами, так, что он преграждал ей путь к выходу. Пара шагов, и женщина оказалась прижата к стене сильным телом юноши. Резкое столкновение с твердой поверхностью выбило весь воздух из ее легких, а глаза широко раскрылись в удивлении, когда его губы вдруг накрыли ее в жесте, лишь отдаленно напоминавшем поцелуй.
Он требовательно смял ее губы, настолько властно и грубо, что Мать-Исповедница едва не задохнулась от подавлявшей ее силы. Это не был простой акт доминирования или подавления, не внезапная проверка на трусость. Это было что-то, в основе чего лежал не разум, а нечто более глубокое, эмоциональное. Более темное.
Женщина постаралась оттолкнуть его руками, но он лишь сильнее вдавил ее в стену своим телом. Его руки крепко обхватили ее талию, а пальцы впились в ребра, вызывая боль. Кэлен сжала губы и отвернула голову, хватаясь за его предплечья и оставляя кровавые полосы своими ногтями, но не смогла пробить себе путь к свободе. Тогда она яростно обернулась в его сторону, гневно сверкая зелеными глазами. Он поймал ее взгляд, и они долго и неотрывно смотрели в лица друг другу, словно два каменных изваяния.
Исповедница упрямо сжала челюсти, чувствуя, как его ладонь почти по хозяйски легла на ее бедро, с силой впиваясь в него, а в ее горле застыл немой крик. К ее счастью (или несчастью?) она не задержалась там, а вместо этого поднялась к ее плечам, затем к открытой шее, такой беззащитной в его руках.
В конце этого маневра, во время которого дыхание женщины стало совсем неуловимым для чужого взгляда, его рука легла на ее живот, и теперь Кэлен напряглась, словно натянутая струна. В ее взгляде проскользнул страх, который Исповедник совершенно не ожидал увидеть, и это явно обескуражило его. Томас остановился, как вдруг на его лице выросла ухмылка. Исповедница почувствовала, что ее гнев, подогреваемый бессилием, достиг своего пика. В этот миг она действительно была готова убить его.
Она резко схватила его за шею, и улыбка Томаса превратилась в оскал.
— Хочешь исповедать меня?
Пальцы Кэлен сжались на его горле еще сильнее. Она холодно отметила, как быстро под ними пульсировала артерия. Пусть он мог контролировать свое лицо и свой голос, с сердцем все не могло быть так просто.
— Убери руку, иначе я разорву тебе глотку, — почти прошипела она.
Прошла одна тяжелая минута, две. К ее удивлению, он повиновался. Кэлен смогла сделать поверхностный вдох, когда рядом с ней возникло свободное пространство.
— Что ты пытался доказать этим, Владетель тебя побери? — разочарованно воскликнула она, с силой ударяя его в плечо кулаком и покидая плен его рук, при этом даже не пытаясь скрыть свое презрение. Когда между ними был десяток футов, она обернулась, напоследок окидывая взглядом его фигуру. Он стоял, отвернувшись от нее, опираясь рукой об стену, абсолютно неподвижный.
Он не стал спрашивать, что будет с ним дальше. А она решила оставить его в неведении, убивавшем не хуже самой опытной морд-сит.
Когда она вышла из камеры, на ходу кивая Ниде, надежда на лучшее в этом человеке, Исповеднике, погибла. То предчувствие, что связывало ее с ним, утратило значение. Он уже был мертв, пусть и в ее мыслях.
***
Только Кэлен оказалась в своих покоях, она сразу же попросила служанку наполнить для нее теплую ванну. Исповедница села на кровать, молчаливо ожидая того момента, когда она будет готова, и только сейчас поняла, что на улице вновь бушевал дождь, крупные капли которого бились о стекло словно в апогее отчаяния. Она тяжело вздохнула, понимая, что такая погода могла сильно задержать Ричарда, Никки и Бердину на их пути домой.