Тело Танюшкина безвольно обмякло, наливаясь волглой тяжестью, ствол гранатомета склонился к земле, а сам он как завороженный смотрел на острые кривые когти, которые медленно и неотвратимо тянулись к нему из темноты…
– Держись!!!
Танюшкин вздрогнул от отчаянного крика, услышал бешеный перезвон колокольцев и топот копыт. К нему мчалась светящаяся четверка, и огненный гребень каски прадеда Серафима вздымался вверх, как перья на шлеме возничего боевой колесницы. Знакомое тепло побежало по рукам, наполняя скрюченные пальцы горячей силой священного огня. Он не зря надеялся. Город все-таки нашел его под землей.
Когти отдернулись, как от ожога. Всего на мгновение. Но его хватило, чтобы Танюшкин успел вскинуть ствол Михалыча и нажать на спуск. Второй выстрел получился на загляденье.
Яркий всполох осветил своды подземелья и жуткие нечеловеческие фигуры, извивающиеся в агонии, выхватил из темноты фигуры уцелевших ракшасов. Их потные тела цвета запекшейся крови с грохотом сталкивались в тесноте каменного коридора. Они тянули к нему змеиные руки, перевитые корнями чудовищных мускулов, и бешено скалили тигриные клыки, с которых летели хлопья желтой склизкой пены.
Еще целое мгновение, обгоняя друг друга, ракшасы неслись к неподвижному Танюшкину огромными звериными прыжками, и целое мгновение он стоял, бледный и спокойный, и, не опуская взгляда, смотрел в их свирепые красные глаза…
И когда наконец истекла последняя наносекунда этого бесконечного мгновения, случилось то, о чем беспокоился Танюшкин, занимая огневую позицию, – реактивная струя из раструба гранатомета ударила в стоящие за его спиной ящики с гранатами, и своды пещеры содрогнулись от чудовищного взрыва.
Ослепительное пламя промчалось по подземелью, впитывая древнюю магию Маникарники и превращая в горячий липкий пепел неуязвимые тела ракшасов…
Большой и маленький Танюшкины слились в одно целое, и единый, не имеющий размера Танюшкин увидел со стороны стаю оранжевых бабочек с трепещущими огненными крыльями, свое распростертое в воздухе тело, ладони, рванувшиеся к липким от крови ушам, в которых лопнули барабанные перепонки, ощутил тошнотворный запах паленых волос на макушке.
Увидел слева от себя счастливую улыбку в светлых граненых глазах, исчезающую за стеной ревущего огня, и вспомнил ринг, где впервые встретил светлоглазого. Горящие губы бывшего боксера-переростка шепнули ему напоследок:
«…соединяются с пламенем… их, ставших молнией, ведут в миры Брахмана…».
А потом, заливая воронки зрачков, мир захлестнула шафрановая волна, и все, что казалось немыслимо важным, потеряло всякое значение. Несуществующий затылок глухо ударился о жесткие доски пожарной линейки, и четверка огненных першеронов на бешеной скорости влетела в тоннель яркого света…
Глава 2
Красный кубик
И как только земля содрогнулась, Ганеша уже знал, что его невозможный, неправильный герой, который к тому же еще оказался не тем, кого выбрала линия судьбы, все-таки справился с непосильной задачей. Сознание затопила волна смертельной паники мечущихся в подземелье ракшасов, и его едва не стошнило от запаха их горящей плоти.
Яркие видения открыли Ганеше последние мгновения жизни могущественных врагов, перед которыми трепетали сами боги. Он с благоговейным ужасом наблюдал, как ослепительное пламя, впитавшее древнюю магию смерти, с ревом несется по подземным переходам, выжигая все живое и оставляя после себя черные оплавленные камни. – Ганеша! Я тебя жду! – услышал он голос отца и послушно отправился навстречу судьбе.
Торговцы и поэты, путешественники и студенты, матери с детьми, обычные простые люди, которых он любил, смотрели вверх, наблюдая, как исчезает кровавая туча и ширится яркая небесная синь. Им было невдомек, что сам бог мудрости, Владыка препятствий проталкивается в их толпе, ловко работая локтями, такой же, как они, скромно одетый маленький человек с круглой головой и оттопыренными, как у слона, ушами.
«Если отец сейчас вместе с матушкой, может, все еще и обойдется. Когда надежды нет, остается надеяться на женщину».
Ганеша, уже невидимый для людских глаз, тяжело взгромоздился на ожидающую его вахану. Судя по ее хитрой морде, Нандину придется искать себе новый барабан.
«Но как? Скажите мне, как он сумел справиться с ракшасами?» – задал себе вопрос бог мудрости и не нашел на него ответа.
Павловский, прихрамывая, медленно брел вдоль берега Ганги. Время от времени он останавливался и растерянно оглядывался вокруг.
Гхат жил своей обычной жизнью. Такую же картину здесь можно было увидеть сто или пятьсот лет назад. У самого берега стирали белье. Его скручивали в тугие жгуты, и смуглые жилистые мужчины в набедренных повязках, стоя по пояс в реке, изо всех сил колотили ими о камни.
Неподалеку на пыльных ступенях набережной сохли на солнце недавно постиранные белые простыни и лазурные, лимонные, изумрудные, карминные сари. В нескольких шагах от них, блестя мокрыми лоснящимися боками, разлеглись на земле большие черные буйволы.