Право на смерть (СИ)

Ломки и припадки были не редкостью первое время. Бернард кричал, матерился, умолял, снова матерился, снова умолял. И, что самое интересное, умолял не дать ему новую дозу, а обратить его, избавить от этих жутких мучений, болей. Но Ватсон честно игнорировал эти просьбы и просто был рядом с ним, терпел все невзгоды, сжимал совсем истончавшее тело в руках и баюкал, отвлекая рассказами и разговорами. Когда Бернард успокаивался в его руках, сонно дыша в шею и стирая с покрасневшего лица слёзы, он тихо признавался, как сильно любит Джона, как мечтает получить от него взаимность и прожить с ним рядом отмеренную им вечность. Ватсон же шептал ему на ухо, что взаимность между ними есть, безусловно, но дальше платонических отношений они не пойдут, сколько бы Бернард его ни упрашивал.

***

Эти полгода изменили Бернарда, кажется, окончательно и бесповоротно. Он словно бы повзрослел на пару десятков лет (психологически): успокоился, стал уравновешенным и задумчивым, забросил курсы лингвистики и ударился в органическую химию, но всё также посещал хоккейные матчи, правда, уже не преследуя первоначальную мечту попасть в сборную. Он не требовал от Джона ничего невозможного, только быть рядом и не бросать его. Хотя иногда, в шутку, снова возвращался прежний Бернард, от которого Ватсон натерпелся, кажется, на несколько генераций вперёд, сводящий Джона с ума — в плохом смысле слова — своими соблазнениями и неприличными намёками, но это были всего лишь шутки.

Нет, Бернард не потерял надежды получить однажды взаимность и перейти к более тесному контакту, но больше не устраивал истерики и не бесился, совершая по истине безрассудные поступки, как раньше.

***

Так они прожили вместе ещё тринадцать лет. Впервые так долго за все перерождения Бернарда.

Бернарду шёл тридцать четвёртый год, он почти догнал по физическому развитию (и возрасту) самого Джона (его человеческой оболочки). И Ватсон, живя рядом, искреннее наслаждался возможностью в конце концов понаблюдать за развитием своего Человека.

Но в один момент вся их налаженная размеренная жизнь рухнула в одночасье.

Всё снова получилось, как в глупой — затянувшейся и не смешной — шутке, — Бернард, возвращаясь вечером с тренировки по хоккею — через пару лет он намеревался завязать со спортом окончательно, — наткнулся на банду мелкой шпаны, которая хотела поживиться хоть чем-нибудь. На этот раз все были трезвые, молодые и ловкие, так что клюшка в этот раз ему не помогла. Зато вот Бернарду неплохо прилетело по голове бейсбольной битой.

Шпану в итоге разогнал вечерний полицейский патруль, а Бернарда доставили с сотрясением в ближайшую больницу. Джон явился туда уже через час. С деньгами у него проблем не было, поэтому Бернарду обеспечили максимальный уход и своевременную — высококвалифицированную — помощь.

Но, как бы это ни было грустно, сильный удар по голове, нанесённый в кураже несколько раз — с вседозволенности, видимо — по одному и тому же месту, вызвал необратимые изменения в мозгу.

Сначала всё казалось нормальным. Бернарда выписали из больницы через две недели, прописали постельный режим и отсутствие любых — даже умственных — нагрузок. И регулярное питание — Джон тогда ухмылялся, как будто он не пытался накормить тощего Бернарда. Но вскоре стало понятно, что что-то не так. Бернард всё чаще уставал без повода, чувствовал постоянные головные боли, иногда у него была беспричинная лихорадка. Потом, чуть позже, у него несколько раз случались эпилептические припадки. Ватсон, получивший уже к тому времени образование врача, причём по разным направлениям — надо же чем-то заниматься и как-то развиваться отведённую долгую вечность, — понимал, с чем именно это связано, но не был до конца уверен в диагнозе. Поэтому, когда он отвёз отказывающегося Бернарда в больницу, чтобы обследовать его и проконсультироваться со специалистом в этой области, ему сказали прямо — никаких шансов. Абсцесс головного мозга, начавшийся в результате попадания инфекции во время травмы, уже прогрессирует, а вероятность успеха проведения операции крайне мала, потому что возможны осложнения и неприятные последствия. Пациент мог умереть прямо на операционном столе.

Бернард всё понял лишь по одному внешнему виду Джона, когда тот зашёл к нему в палату с неутешительными — трагичными — новостями. Бернард лишь улыбнулся ему и сжал в своих тонких бледных пальцах ладонь Ватсона, успокаивающе улыбаясь.

— Да ничего страшного, Джон. Подумаешь. Я умру, найдёшь себе другого — здорового — поклонника.

Вампир едва грязно не выругался после прозвучавшей реплики. Он присел на корточки рядом с кроватью Бернарда, сжимая его худосочную кисть в своих руках и целуя прозрачную кожу.

— Не говори так. Ты единственный, кто мне всегда будет нужен.

— Но я же умираю, Джон! — Горько засмеялся Бернард, взмахивая другой, свободной, рукой. — Если я тебе так сильно нужен, почему ты не обратишь меня? Тогда я не умру и буду рядом. Почему ты не хочешь меня обращать? Значит, я так сильно тебе дорог.