Право на Тенерифе

– Нет, постойте, с чего вы взяли, что будет плохо? – тут же перебила ее Марина беспрекословным тоном. – Ничего опасного в этом нет. Я тоже читала про все это: про смену климата и так далее. Наоборот, хорошо, что Катя побудет на солнышке, подышит свежим воздухом. Морской соленый воздух помогает бороться с инфекциями. Потом ОРЗ будет меньше болеть. Вы ведь ее не на две недели везете, а на месяц минимум, поэтому про смену климата не нужно даже ничего думать. Все будет хорошо. А если вы не поедете, Людмила Петровна, то я возьму отпуск и поеду на вторую половину месяца.

Услышав это, Людмила Петровна откинулась безжизненно в кресле: лишенная последнего козыря, она впала в уныние.

– Но лучше бы, чтобы вы поехали, потому что, может, нужно будет продлить поездку, – тут же заметила Марина. – А у меня отпуск тоже всего две недели.

– Ты правда поедешь? – выдохнула Юля.

Марина посмотрела на Юлю и улыбнулась ей горячо.

– А почему нет? С Катей хоть на край света.

– Вы с ума сошли! – вскричала Женя. – Юля, одумайся! Ты же помнишь, что врачи сказали: никаких поездок сейчас! – она вскочила и забегала по комнате, теребя виски и неприбранные волосы. – Не губи свою дочь! Прошу тебя! Как тебе не страшно?!

Она кричала так, словно речь шла о ее собственном ребенке.

– Да что ты пристала к Юле? – не выдержала Марина. – О своих детях лучше подумай, ты с мужем все борешься, чтобы он детьми занимался, вот и борись! Или еще лучше: отведи их в сад, хоть перестанешь мужу мозг выносить. От того, что ты обломаешь Юльке поездку, твои семейные проблемы не решатся.

– Да при чем здесь мои проблемы? – огрызнулась Женя. – На себя посмотри лучше! В твои лета по мужикам бегать! Думаешь, если Юлю отправишь в объятия этого немца, то еще одной распутницей будет больше и вроде как и ты не так плоха?

– Что?! – воскликнула Марина, опешив. – Ты кого распутницей назвала? Нашу Юлю? Пусть едет и устраивает свою личную жизнь, такие мужчины не каждый день встречаются. За свою любовь нужно бороться! Если каждый раз все откладывать на потом, так жизнь пройдет мимо. Мы уже не молодые, чтобы разбрасываться такими возможностями.

– Она о нем ничего не знает, он немец, я тебя умоляю, – кричала Женя, – будет издеваться над ней похлеще Антона, а Катю вообще бабушке сплавят!

– Ты где таких страстей начиталась-насмотрелась? Все немцы изверги? У страха глаза совьи!

– Так ты из-за мужчины собралась на эти Канары? – воскликнула Людмила Петровна. Она вскочила бодро с кресла и подлетела к Юле, стала кричать над ее склоненной головой: – У тебя ребенок загибается, а ты по мужикам собралась бегать? Очнись, не бери такой грех на душу! Когда мать бросает дитя ради таких целей, все всегда оборачивается катастрофой! Все будет только хуже! Я против, я против, я против!

– А я вам что говорю?! – вторила Женя. – Из-за какого-то там мужчины дочь подставлять!

– Пусть борется за свое счастье, это лучше, чем здесь в тоске киснуть, когда Антон уже давно женат и нового ребенка сделал, – пыталась перекричать их Марина.

– И что? Если Антон там семью создал, разве можно ориентироваться на этого кобеля? – вновь вскрикнула Женя.

– Вот именно! – вторила ей Людмила Петровна. – У тебя должна быть своя голова на плечах. А этот немец тебя поматросит и бросит! Нужны ему больно русские разведенные женщины с детьми!

Казалось, еще чуть-чуть, и женщины нападут друг на друга. Юля подняла голову и увидела, что Катя стоит в дверях и слушает. Она не могла узнать теперь, как давно дочь стоит там. Все происходящее вокруг показалось ей столь подлым по отношению к ребенку, что она вскочила и процедила сквозь зубы:

– Оставьте нас с мамой вдвоем.

– Что? – удивилась Женя.

– А мне остаться? – уточнила Марина, не поверив ей.

Но Юля, не глядя ни на кого, вновь повторила твердо:

– Уйдите все в Катину комнату. И Катя тоже.

Все вышли. Словно всеми побитая, Юля сидела на диване. Она ссутулилась, а глаза ее не выражали ничего, кроме огромной усталости не только от этой ситуации, противостояния, но и от жизни в целом. Казалось, она не может больше бороться и готова смириться со всем, что ей было уготовано.

Потом она с укором взглянула в лицо Людмилы Петровны, человека, не сдающего свои позиции ни при каких обстоятельствах.

Женя стояла у окна и смотрела на белый двор, утонувший в снегу, нервно теребя кожу шеи за ушами, избегая взгляда Марины. А та, посмотрев на нее, села на кровать рядом с Катей и обняла ее. Девочка охотно прильнула к ней.

– Что сейчас будет? – промолвила Марина. – О чем они толкуют?

– Известно что, – фыркнула Катя, – мама опять уступит бабушке.

– Это почему ты решила? – засмеялась Марина.

– Она всем уступает, разве я не знаю, – ответила Катя. – Не поедем мы никуда… Сначала мама папе уступала во всем. Потом на работе не постояла за свое повышение. Хотя много раз говорила, что уволится. Потом папе обещала не отдавать квартиру, судиться с ним даже собиралась. Но все равно сдалась без борьбы, и теперь нам придется переехать в маленькую квартиру. Она всегда так делает. Слишком мягкая.

– Зря она так, – вздохнула Марина, – вам надо ехать.