В это же время Марк Флавий вместе сотней своих воинов пересекал Адриатическое море на военной триреме, направляясь в Далмацию. Ярко светило солнце, море синело до самого горизонта, был полный штиль. Марк прилёг на спущенный парус и, улыбаясь своим приятным мыслям, достал свиток со стихами Катулла из библиотеки, которую сохранила Лукреция. Он прочитал один из них, посвящённый возлюбленной поэта Клодии, которую он называл Лесбия:
Дочитав, Марк опять улыбнулся, он возвращался домой, к своей семье. На душе у него было светло и спокойно. Из воды выпрыгивали какие-то рыбёшки и под мерный скрип вёсел, Марк задремал. Ему снилась Скора. Она была обнажена, он целовал ей грудь, жена страстно обнимала его, и уже начала прижиматься к нему всем своим жарким, соблазнительным телом, как вдруг остановилась и строго спросила: «Марк ты меня обманул, ты же обещал, что не будешь воевать, что это будет просто прогулка в Рим, а на самом деле там была война!». Марк пытался ей что-то объяснить, но Скора, вдруг стала исчезать. Марк испугался, проснулся и вскочил. Сидящие на палубе воины странно посмотрели на него и заулыбались. Марк, видимо под впечатлением сна, попросил их:
— Воины, не говорите моей жене, что я был на войне, она меня убьёт!
— Хорошо Марк, мы скажем, что ты всё это время развлекался с красотками! — с ехидной улыбкой произнёс один из воинов.
— И тогда, — подхватил с хитрой улыбкой второй, явно дожидаясь внимания всех остальных, — она просто оторвёт тебе всё это, — кивнул он на его штаны. Марка всё понял и смутился своим оттопыренным штанам, а над просторами Адриатического моря раздался громкий мужской хохот.
Вечером, после праздничного ужина, Константин пришёл в спальню жены. Фауста уже ждала его, сидя за столиком с фруктами. Константин, показывая свои намерения, сел с ней рядом. Полупрозрачная туника подчёркивала аппетитные формы его жены. Эротично поедая виноград Фауста, закатив глазки, произнесла:
— Мне кажется, что я готова родить тебе очередного наследника.
— Так в чём же дело?
— Дело в том, мой император, что эту работу ты должен выполнить сам, лично! — произнесла Фауста с чёртиками в глазах.
— Я за этим и пришёл, — улыбнулся Константин.
— Зачем, за этим?
— Ну, чтобы лично, — несколько смущённо ответил Константин.
— О боги, ты уже забыл, как это называется, — засмеялась Фауста, — ты пришёл любить меня, так люби!
Константин сгрёб её в охапку и отнёс в постель…
Немного отдышавшись от страсти, Фауста спросила:
— А что там говорил насчёт августы?
— Ты для меня уже давно августа! — улыбаясь, произнёс Константин.
— Я говорю об официальном титуле.
— Знаешь, официально августом, это моё личное мнение, я стану только завтра в Сенате!
— Тебя же признал августом Диоклетиан, Галерий и мой отец!
— Только один из них ныне здравствует и то, отрёкшись от власти, — задумчиво произнёс Константин.