Сирийцы считались людьми умными, склонными к приятной беседе, а также к шутке и насмешке, легкомысленными, переменчивыми, но также лукавыми и хитрыми. Национальный характер египтян представлялся и грекам и римлянам странной смесью противоречивых, но по большей части неприятных и нехороших свойств, вместо выражения «коварно поступать» греки говорили «египтизировать». Умом и остроумием особенно славились александрийцы, их остроумие отличалось меткостью и колкостью, а также неприличием и шутовством, а их наглость и бесстыдство в речах, считалось беспримерным. Вообще же египтян упрекали в тщеславии, спеси, дерзости и хвастовстве. Они были способны как смелым делам, так и к перенесению рабства. Они были сластолюбивы и сладострастны, но все мучения переносили с поразительной твёрдостью. Они легко возбуждались и приходили в волнение, любили задираться и спорить, всегда искали новых впечатлений, о чём сами же пели в своих уличных песнях. Они были склонны к восстаниям и переворотам, при этом они были полны зависти, глубокого коварства и тёмной закостенелости, проявлявшейся в их религиозном фанатизме. Даже великий римский историк Тацит называл Египет за суеверие и необузданность его жителей несогласной и непостоянной провинцией.
С этими мыслями Клавдий в сопровождении охраны подошёл к своему дому. К его удивлению его встречал мужчина лет пятидесяти, весьма приятной наружности, судя по всему нанятый женой садовник. Квестор отпустил охрану и прошёл в дом. Было уже поздно, дети спали, и только Лукреция встречала его своей милой улыбкой. Она уткнулась в него своим животом и нежно обняв, поцеловала в щёку со словами:
— Милый, я наняла нам садовника с женой. Они родом из Далмации и одно время жили в доме самого Диоклетиана.
— Ты у меня молодец, — улыбнулся Клавдий, подумав о бесполезности своих размышлений о прислуге.
— У них есть рекомендации из других римских семей, — щебетала Лукреция, накрывая на стол, — садовника зовут Лука, а его жену Петра.
— Садовника я уже видел, а почему Петра тебе не помогает?
— Она обустраивает домик для прислуги, и уже завтра будет помогать мне по дому, — произнесла Лукреция и села за стол, — я тоже с тобой немного поем.
— Конечно, а ты расспросила, что они за люди?
— Да, они христиане, мне их рекомендовали в местной общине, — ответила жена, уплетая ложкой творог.
— Ты опять ходила в христианскую церковь? — улыбнулся Клавдий.
Лукреция так увлеклась едой, что не слышала вопрос мужа, но, увидев его улыбку, смущённо произнесла:
— Всё время хочется есть, скоро я стану коровой, и ты меня разлюбишь, — уже почти чуть не хныча, закончила она фразу.
Клавдий хорошо понимал природу этих женских капризов, поэтому, обняв жену, тихо шептал ей:
— Ты у меня самая красивая, просто тебе сейчас необходимо кушать за двоих, я тебя очень-очень люблю.
— Клавдий, давай больше не будем делать детей, я так устала, — продолжала капризничать Лукреция, вытирая слёзки.
— Хорошо не будем, дай мне послушать нашу дочку, — попросил муж, прикладывая голову к животу жены.
— Ну и чего ты там услышишь, как маленький ей Богу, — улыбнулась Лукреция, поглаживая мужа по волосам.
— Тихо, спит наверно, — улыбнулся Клавдий, отнимая голову и целуя жену.
— Поздно уже, ты устал, пойдём спать, — прошептала Лукреция, отвечая на поцелуи.
— Пошли милая, но ты не ответила на мой вопрос.
— Какой?
— Ты стала ходить в христианскую церковь?
— Да, там спокойно, тихо, можно задавать батюшке любые вопросы и он всегда подскажет тебе ответы, на то, что тебя волнует, — тихо улыбнулась Лукреция.
— Ты уже стала христианкой?
— Нет, батюшка говорит, что это очень серьёзный шаг в жизни, поэтому я пока только присматриваюсь.
— А разве можно нехристианам приходить в церковь?
— Конечно можно, милый, — улыбнулась Лукреция, — ладно, пошли спать.
Уже в постели Клавдий обняв прильнувшую к нему жену, неожиданно произнёс:
— Я всё-таки поражаюсь Марку Флавию!
— Что это ты про него вдруг вспомнил? — спросила Лукреция.
— Наверно я не умею любить, так как Марк, — со вздохом произнёс Клавдий.
— И чего это мы так вздыхаем? — произнесла Лукреция, прижимаясь к мужу.
— Я ведь хорошо знаю Марка, о такой работе, как сейчас у меня, он мечтал, — произнёс Клавдий и задумался.
— И что? — спросила Лукреция, немного подождав.
— Он всё бросил ради любимой женщины, я наверно так бы не смог.
— Это чего ты бы не смог, ради меня, — Лукреция всей своей массой грозно нависла над мужем.
— Всё, всё, сдаюсь, сдаюсь, — тихо засмеялся Клавдий.
— То-то же, — произнесла Лукреция поудобнее, укладываясь на груди у мужа.
Клавдий гладил жену и счастливо улыбался.
— Ты знаешь, мне было хорошо с Марком, как бывает хорошо женщине, муж которой больше интересуется мужчинами, а с тобой я обрела своё женское счастье, спасибо тебе, — тихо сказала Лукреция.
— Я люблю тебя, — произнёс Клавдий и поцеловал жену в макушку.
Лукреция вздохнула, теснее прижалась к мужу и они уснули.