Право умирать первыми. Лейтенант 9-й танковой дивизии вермахта о войне на Восточном фронте. 1939–1942

Большой лес укрыл, буквально поглотил нас. Мы замаскировали наши танки и грузовики под соснами, и в сотый раз смазывали пушки и пулеметы. Для кого и для чего? Мы готовы были дорого заплатить за то, чтобы это узнать. Мы, офицеры, выбрали для жилья маленькую ферму, где спали на сене, а то и прямо на земле. В этих краях постели были далеки от требований западного человека к гигиене.

Воскресный день 22 июня был таким же, как все прочие. Он обещал стать погожим и жарким. В пять часов меня разбудил лейтенант Мейер, бывший в мирной жизни мюнхенским архитектором. Он имел привычку в этот ранний час опустошать свой мочевой пузырь. Мейер отсутствовал долго, очень долго. Наконец, через четверть часа он вернулся, встал посреди комнаты и принялся хлопать в ладоши до тех пор, пока не поднялся последний из нас. И тогда, очень мягко, со своим тяжелым баварским акцентом произнес в полной тишине:

– Можете собираться. Вот уже четверть часа, как мы находимся в состоянии войны с Советским Союзом.

Он услышал по рации своего танка первый бюллетень берлинского радио и речь Гитлера. Фюрер Великого рейха объявил своему народу о своем непоколебимом решении покончить, раз и навсегда, с большевизмом.

– А с чего это ты стал слушать радио в такой час? – спросил я Мейера.

– У меня со вчерашнего вечера было предчувствие. Гитлер любит начинать свои наступления в воскресенье.

Значит, мы начали войну с русскими! До самого последнего момента некоторые из нас готовы были биться об заклад, что это никогда не произойдет. Они бы проиграли.

Ну, теперь я получу «мою» войну. Как долго я ждал ее! Время нетерпения заканчивалось. Начиналось так страстно желаемое время испытаний.

Глава 7 Движение к бесконечности

«Ротор» вдруг начал вращаться быстрее. Центробежная сила ощущалась сильнее. Одновременно пол стал уходить из-под ног. До сих пор многие смеялись или весело кричали. Сейчас раздались испуганные крики. «Остановите! Остановите!» – кричали некоторые. Другие посматривали в сторону выхода, но дверь была заперта. Человек, регулирующий скорость, был невидим. Слышал ли он крики тех, кто испугался? Или же слышал только тех, кто продолжал кричать от радости, вопя: «Быстрее, еще быстрее!»

Наша 9-я танковая дивизия не сразу пришла в движение. Ее командир был старым австрийцем, очень культурным: помимо военного образования, он имел две докторские степени, по философии и филологии. Очевидно, он считал, что наши силы следует поберечь для крупных сражений, а не расходовать в мелких приграничных стычках, в которых пехота справится одна. Эта тактика блестяще оправдалась в предыдущих кампаниях. Удары кулаками пехотных соединений выводили противника из равновесия, а затем танки шли на прорыв, не обращая внимания на происходящее слева и справа. Таким способом мы дошли до Вислы, Ла-Манша и Пелопоннеса. Таким же рассчитывали быстро дойти до Днепра и – как знать? – может быть, до Москвы.

Утром 26 июня батальонный вестовой привез нам приказ выступать. Мы ждали его с часу на час. Все было готово уже два дня назад. Двигатели двадцати пулеметных бронеавтомобилей и такого же количества машин сопровождения взревели одновременно. Команды следовали одна за другой, орали бортовые рации. От танка к танку передавались давно выработанные условные сигналы. Механики возились возле моторов, отказывавшихся запускаться.

Наконец мы двинулись по дороге, ведущей к Бугу, к раскатам грома, доносившимся оттуда, начиная с 22-го. Нас тут же окутала пыль. Пыль не знает границ: нам еще предстояло встретиться с нею в России, где не было ни дорог, ни асфальта. Она была ужасна, эта жирная пыль, красная или желтая, она проникала всюду: в глаза, в ноздри, в рот. Ночью мы ощущали ее на языке. Она покрывала плотной вонючей простыней всё: пулемет, прибор наведения пушки, сиденья, ящики с боеприпасами, рацию. Невозможно было содержать все это в чистоте! Борьбу с нею мы прекратили через несколько часов. В следующие четыре месяца пыль нас не отпускала. Только снегу удалось прогнать ее.

Было жарко, очень жарко. Солнце палило безжалостно. Мы сразу же сбросили свои черные танкистские кители, украшенные эмблемой, унаследованной нами от «Гусар смерти» Вильгельма II: «мертвой головой».

Дорога была испещрена ямами, и технику раскачивало, словно корабли в бурном море. Чтобы не вылететь в придорожную канаву, приходилось крепко держаться за турель.