Право умирать первыми. Лейтенант 9-й танковой дивизии вермахта о войне на Восточном фронте. 1939–1942

Вечером я узнал по радио, что за пятидесятую воздушную победу Эрбо получил дубовые листья к Рыцарскому кресту из рук самого Гитлера. Он стал тридцать шестым солдатом вермахта, получившим эту награду. Я был слишком измотан, чтобы гордиться им.

Морозы, которых мы так ждали, ударили в конце ноября. Мы еще не знали, что это было начало самой страшной русской зимы на памяти человека. Мы еще не знали, что эта зима нанесет нам смертельный удар, от которого вермахт уже не оправится. Мы не знали, что Москва для нас так и останется миражом. Мы не могли знать, что далеко за этим громадным городом, по бескрайним сибирским степям поезда везут новую армию, полностью укомплектованную и великолепно снаряженную для зимних боев. Мы не могли знать, что немецкий журналист по фамилии Зорге, атташе нашего посольства в Токио, сообщил Сталину, что Япония не вступит в войну против России; поэтому Сталин сумел без опаски снять войска со своей восточной границы. И не могли мы знать, что наше Верховное командование ничего, абсолютно ничего не приготовило для затяжной войны, войны в снегу и на морозе чуть ли не минус 50 градусов.

Однако мы сомневались в правдивости сделанного в конце октября заявления имперского руководителя прессы доктора Дитриха, согласно которому «русский колосс рухнул и уже не поднимется». Мы знали об этом больше, чем он. Мы видели новые танки Т-34. Мы поражались новому высокому боевому духу русских солдат, проявившемуся во время грязевого периода. Это было нечто вроде второго дыхания. А мы уже были на пределе и едва не задыхались.

Мы дошли до Курска, крупного старинного города на линии Москва-Орел-Харьков-Ростов. Впервые за эту кампанию мы видели заасфальтированные дороги и улицы, жили в каменных домах. Русская авиация бомбила город ночью. Русские использовали одну хитрость, которую уже применяли в ранее оставленных ими городах: они минировали некоторые дома. Внезапно среди ночи гремел мощный взрыв, за которым следовали вопли раненых. Так было в Киеве, где подвергся уничтожению штаб одного из армейских корпусов. Поэтому мы выбирали преимущественно маленькие деревянные домики, дачи, прятавшиеся на второстепенных улочках. Мы находили там неожиданный комфорт, хотя и немного запыленный, архаичный. По вечерам поет самовар, этот вечный и типично русский сосуд из белой меди, в котором на огне готовят чай. Хозяин и хозяйка дома – образованные люди, одетые по-европейски, а не в одежду из грубого домотканого сукна, как встречавшиеся нам украинские крестьяне. Один из наших домохозяев был старым учителем на пенсии, очень достойный, очень сдержанный человек. Он, как и многие русские, бегло говорил по-немецки, но пользовался нашим языком редко. С нами он был вежлив, но холоден. Как-то раз я спросил его мнение о войне и о наших шансах на победу. Он посмотрел на меня с жалостью, а потом сказал:

– Господин офицер, вы учили русскую историю? Если нет, поучите. Она вам даст ответ.

Хубицки, наш австрийский генерал-профессор, наверняка изучал ее лучше меня. Месяцем ранее, в деревушке где-то на берегу великого моря грязи, он прикрепил к моему кителю Железный крест первого класса. Мне посчастливилось первым установить контакт с танковой армией Гудериана, действовавшей севернее. Соединение двух наших армий замкнуло стальное кольцо вокруг дивизий Буденного, загнав в наши сети почти миллион солдат противника. Я не мог удержаться, чтобы не рассказать генералу об этом успехе. Но он лишь пробурчал, что Россия велика и нам предстоит еще много работы.

Да, Россия велика! Мы начали это чувствовать, как тяжелый давящий груз, свалившийся нам на плечи, на грудь. Господи, да где же закончится наше продвижение к бесконечному? Это начинало походить на кошмар, в котором человек отчаянно пытается поймать некий предмет, который отодвигается всякий раз, когда он готов его схватить. Мы говорили об этом в узком кругу, понизив голос, только среди офицеров. Это еще не были пораженческие настроения, отнюдь. Доверие к нашим вождям, к нашему оружию нисколько не поколебалось. Но мы знали, что теперь нам для победы понадобится очень большая удача.