Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

Некоторые криминологи приписывали высокий уровень рецидивизма большому количеству коротких сроков, назначенных судом. По мнению пенолога Б. С. Утевского, короткий срок заключения лишь нарушает течение жизни правонарушителя, не давая ему или ей времени исправиться под воздействием тюремного режима. Данные тюремной переписи за 1926 год показывают, что свыше 50% заключенных проводили в тюрьме меньше года (5,3% проводили меньше месяца) — Утевский считал, что за этот период они успевают разве что лишиться работы, что, разумеется, способствует совершению новых преступлений, но этого недостаточно, чтобы превратить их в сознательных советских граждан. Он рекомендовал более активно прибегать к штрафам и альтернативным методам наказания, замещая ими короткие сроки заключения [Утевский 1928: 42; Утевский 1927: 1281]. Это совпадало с общими целями тех, кто отвечал за пенитенциарную политику — внедрять более прогрессивные принципы наказания, — а также с растущей заинтересованностью в использовании принудительного труда, штрафов и иных альтернативных административных санкций вместо тюремного заключения[191]. Несмотря на желание сократить число правонарушителей, приговоренных к реальному тюремному сроку, криминологи все же видели определенное положительное воздействие исправительных мер, применявшихся в тюрьмах, особенно в части повышения грамотности, в частности среди рецидивистов. Утевский отметил, что в 1926 году 83% заключенных были грамотными — куда более высокий процент, чем в целом среди населения, а среди рецидивистов грамотность достигла 86%, а в некоторых группах преступников доходила до 95,4% [Утевский 1930: 85-85].

Однако еще сильнее, чем высокий уровень грамотности среди рецидивистов, криминологов занимал вопрос женского рецидивизма. При том что в целом процент женщин-преступниц остался после революции достаточно невелик в сравнении с числом преступников-мужчин, криминологи выяснили, что женщины получали повторный срок куда чаще, чем мужчины. Действительно, в 1924 году процент женщин, которые были осуждены дважды или более, в относительном значении был выше, чем мужчин, а в 1926 году уровень рецидивизма среди женщин был выше, чем у мужчин почти во всех категориях (см. Таблицу 4) [Тарновский 1925: 53; Утевский 1927а]. Более того, из рецидивисток, попавших в тюрьму в 1926 году, 61% имели предыдущие судимости, 23% — три предшествующих ареста, а 14% уже сидели в тюрьме четыре раза и более достаточно заметные значения для такой небольшой, в процентном отношении, группы заключенных (в Таблице 5 даны схожие значения на 1924 год) [Утевский 1927а: 42][192]. В попытке интерпретировать эти данные, криминологи не ограничивались рассмотрением сложных общественно-экономических обстоятельств, в которых женщины оказались в переходный период, а также возможных недочетов в функционировании системы исправительного просвещения в тюрьме, — они искали объяснение женскому рецидивизму с точки зрения врожденной склонности женщин к преступной деятельности, возникающей по причине их общественного положения и физиологии.

Таблица 4. Уровень рецидивизма у мужчин и женщин, 1922 и 1926

Источник: Утевский Б. С. Современная преступность по данным переписи мест заключения // Административный вестник. 1928. № 1. С. 41; Утевский Б. С. Преступность и рецидив // Современная преступность. 1927. С 42; Утевский Б. С. Возраст и грамотность рецидивистов // Современная преступность. Т. 2.1930. С. 83; Куфаев В. И. Рецидивисты (повторно-обвиняемые) // Преступный мир Москвы. С. 106.

Таблица 5. Число рецидивистов, 1924 (в процентах)

Источник: Тарновский Е. Н. Основные черты современной преступности // Административный вестник. 1925. № 4. С 53.

Данные тюремной переписи женщин-рецидивисток за 1926 год Утевский рассматривает в двух статьях, опубликованных в 1927‑м и 1928‑м, подчеркивая, что «женщина скорее делается привычной преступницей» [Утевский 1927а: 42]. По его мнению, более высокий уровень рецидивизма среди женщин указывает на то, что женщине, ставшей частью преступного мира, покинуть его сложнее, чем мужчине [Утевский 1928: 41]. М. Кесслер указывает на ту же тенденцию, отмечая: уже давно установлено, что «деклассированным» женщинам сложнее вернуться к честной жизни [Кесслер 1927: 53]. Утевский также пишет, что женщины с легкостью привыкают к уголовному образу жизни и, практически не имея иных возможностей после выхода на свободу, быстро возвращаются к старому. Именно поэтому, подчеркивал он, женщины нуждаются в более масштабных исправительных мерах по ходу заключения и в более объемной поддержке после освобождения [Утевский 1927а: 42][193]. С этим согласен и еще один исследователь, он подчеркивает влияние женской физиологии на женскую преступность и утверждает, что женщины, как и дети, нуждаются в отцовской опеке: