Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 1 (V том)

Один из персонажей «Сахарного немца», дьякон, утративший веру и пропивший водосвятный крест на самую Пасху, без колебаний разъясняет свой поступок:

«— Да очень просто: потому что он больше не нужен… а ряса… у меня старые рясы супруга режет на юбки…

— Выходит, всё в пользе?

— Да нет, в соответствии… Бога-то нет?..

— Мелешь ты мелево, дьякон: Бога нет, что же тогда остаётся?

— Эна, ты о чём грустишь; остаться есть кое-чему — мир забит, как трёхклассный вагон на большом перегоне… Рассуди: Пётр Еремеич что говорил?.. Бог-де от земли отвернулся, сел на облачную колесницу и, значит, поминай как звали… Тю-тю…

— Бог забыл о земле…

— Так… остался, значит, во-первых, чёрт?..

— Чёрт!

— Чёрт! Только рога он подтесал терпугом у кузнеца Поликарпа, оделся в спинжак и гаврилки… Служит… пользу приносит… и получает чины!

— Мели, отец дьякон!

— Нет, не мелю: чёрт иногда даже не брезгует дьяконским чином…» (151).

Природная стихия переполнена всяческими бесенятами, но они в основном безобидны, даже помогают мужику, оберегают Чертухино (а название села тоже «говорящее»), главная же опасность, по Клычкову, идёт от машинной цивилизации города.

«Не за горами пора, когда человек в лесу всех зверей передушит, из рек выморит рыбу, в воздухе птиц переловит и все деревья заставит целовать себе ноги — подрежет пилой-верезгой. Тогда-то железный чёрт, который только ждёт этого и никак-то дождаться не может, привертит человеку на место души какую-нибудь шестерню или гайку с машины, потому что чёрт в духовных делах — порядочный слесарь.

С этой-то гайкой заместо души человек, сам того не замечая и ничуть не тужа, будет жить и жить до скончания века!..» (302–303).

Позднее «деревенская проза» по-своему разовьёт эту тему. Клычков же в приметах цивилизации успевает разглядеть страшную и не всем видимую суть:

«Напился воды паровоз, попыхтел около пакгауза… — побегали возле колёс машинист с большими рогами и кочегар, у которого хоть рогов было не видно, но зато так он был весь чёрен и на лице было столько размазано масляной сажи, что при свете горящей пакли на небольшой палке у него в руке он без труда мог сойти за полчёрта; потом подошёл к ним человек в интендантской шинели, дал им обоим по сторублёвке…» (151).

А в городе народ — всё «выдуманные люди» (158). И жизнь ненадёжная. Так выходит.

Своего рода «священным писанием» для деревенских жителей становится таинственная книга «Златые уста», в которой говорится «больше о вере, о том, что есть истинный Бог, и как можно найти о том откровенье, какой человек больше Богу угоден и сколь ненавистны Богу попы. Писал их, эти записи, верно, заядлый раскольник, сектант и смутивец, которых в старое время было столько в нашей округе, сколько в лесу теперь не осталось волков.

О вере <попов> судить по нашему времени трудно.

Только известно, конечно, не без причины и простой народ их любит не больно, каждый мужик ждёт, что непременно обломится ось, если увидит, что ряса переплыла дорогу… По сей-то причине наши попы, напавши на эту летописную запись, конечно, её сначала в поповский бездонный карман, а потом, дабы сектанты опять не украли, подняли плиту в соборном престоле, вырыли вроде могилы, сделали гроб золотой, в гроб положили коряблую книгу и навек её там погребли» (134).

Странная судьба книги: таинство Евхаристии, совершаемое на святых мощах (в древности святые Престолы ставились над захоронениями мучеников и праведников, ныне все антиминсы содержат в себе частицы мощей), по неразумию «попов», начинает совершаться над торжественно погребённой, почему-то в золотом гробу, еретической книгой.

Однако некий мужик Спиридон Емельяныч, монах-расстрига с Афона, каким-то неведомым колдовским образом ту книгу раздобыл. Он же соорудил на купленной им мельнице потаённую церковь, где совершал собственную литургию.

«Дорогая та книга “Златые уста”!..

В сей книге счастливцу, раскрывшему её на любой странице, виден весь мир, как на ладошке яичко!..

Трава и деревья, звери и птицы, рыбы и люди — все в ней рассажены по своим местам, как на чинном пиру, никто не обижен, и никто чересчур не оделён, и шайка и хозяйка у всякого есть!..» (295).

Книга эта — порождение народного сектантского суемудрия, некоторое представление о ней автор даёт в нескольких пересказах и выдержках, среди которых, к примеру, рассуждение, что у Бога нет бороды и что чёрта, хоть он и железной породы и копыта имеет, нельзя подковать, потому что «на ём не держатся гвозди» (296).

Имеются в книге и отвлечённо-невнятные рассуждения, поэтические по форме, имеющие внешне вид мудрой глубины:

«Плоть в человеке крепка и упорна, как зимний лёд на реке, дух же прозрачен и чист, как вода речная под ним, бегущая по золотому песку чисел, сроков и лет!.. Растает лёд на реке и сольётся в виде стоялой и отяжелевшей за зиму воды с весенней и весёлой водою, тогда придёт на землю весна и поднимет над головой высокую чашу, до края налитую светом и радостью, и из чаши Вечный Жених отопьёт только глоток!..» (353). И так далее.