Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 2 (VI том)

Несколько курьёзно объясняется в «Розе Мира» появление ислама. Гагтунгр подготовил появление на планете великого лже-пророка. Чтобы нейтрализовать этого служителя демонических сил, был явлен Мухаммед, который, однако, слишком увлёкся поэзией, поскольку был ещё и величайшим поэтом всех времён. Это несколько исказило его путь, и в результате была создана не более прогрессивная, по сравнению с христианством, религия, но регрессивная, «хотя и не ложная, и не демоническая» (2,248). Но за внешней курьёзностью следует разглядеть и важную принципиальную идею: допустимость более прогрессивной, нежели христианство, религии. А также истинность даже и регрессивного вероучения.

Добро и зло в системе Андреева определены глобальными целями Творца и Люцифера. О целях этих говорится так: «Вселенский план Провидения ведёт множество монад к высшему единству. По мере восхождения их по ступеням бытия формы их объединений совершенствуются, любовь к Богу и между собой сближает их всё более. И когда каждая их них погружается в Солнце Мира и сотворит Ему — осуществляется единство совершеннейшее: слияние с Богом без утраты своего неповторимого Я.

Вселенский замысел Люцифера противоположен. Каждая из примкнувших к нему монад — только временная его союзница и потенциальная его жертва. Каждая демоническая монада, от величайших до самых малых, лелеет мечту стать владыкою Вселенной; гордыня подсказывает ей, что потенциально сильнее всех именно она. Ею руководит своего рода “категорический императив”, выражаемый до некоторой степени формулой: есть Я и есть не-Я; всё не-Я должно стать мною;другими словами, всё и все должны быть поглощены этим единственным, абсолютно самоутверждающимся Я. Бог отдаёт Себя; противобожеское начало стремится вобрать в себя всё. Вот почему оно есть, прежде всего, вампир и тиран, и вот почему тираническая тенденция не только присуща любому демоническому Я, но составляет неотъемлемую его черту» (2,93).

Собственно, здесь многое привлекательно и кажется почти бесспорным. Андреев вообще высказывает много удивительно глубоких мыслей — о мире, об истории России, о своём времени, о религиозных истинах. Беда в другом: в единый клубок он сплетает нити истины и обмана — тем превращая и истину в ложь. Так действуют бесы, используя соблазняемые умы: прячут в привлекательной наживке незаметный острый крючочек. Рассказывая о вселенском плане Творца, система Андреева как бы зовёт каждого к этой благой цели. Но путь к этой цели предлагает свой: не тот, что был указан в Откровении, но тот, который был порождён мистическими видениями соблазнённой души. Куда заведёт такой путь?

Любопытно в связи с этим понимание первородного греха у Андреева. «Под представлением о первородном грехе следует понимать то, что произошло между Лилит и вторгшимся в её мир Гагтунгром, — то, вследствие чего сатанинское семя — эйцехоре— несут с тех пор все существа, в создании чьих плотноматериальных цепей рода принимала или принимает участие Лилит…Что касается легенды об Адаме и Еве, то в ней до того перепутаны все слои, эры и иерархии, что лучше совсем не трогать этого предания» (2,235).

Лилит — великая стихиаль человечества, ваятельница физической плоти человеческого рода. Соединившись с планетарным демоном, эта стихиаль, по сути, обрекла человечество на изначальную порочность его физической природы. Грех и зло являются, таким образом, не результатом свободного выбора прародителей, соблазнённых дьяволом, но роковою необходимостью, не зависящею от воли человека. Человек становится игрушкою в руках внешних сил, он, по сути, обречён на отпадение от добра. Однако отпадение это совершают не сами монады человеческие, но их низшие земные проявления (монады, напомним, пребывают в высших слоях, на землю же отправляются их материально-душевные облачения). За грехопадения низшие облачения монад обречены на пребывание в слоях возмездия, где они очищаются от своей нечистоты.

Такое понимание первородного греха обрекает человека, во-первых, на сознавание своей полной завистимости от рока, во-вторых же, на идею бессмысленности духовной брани со страстями. Ибо духовного грехопадения (в самой монаде) при этом просто нет. Вот где духовный вред религиозной системы Андреева.

Да и может ли быть у «низшего Я», каковым является каждый земной человек, подлинное духовное стремление ко Христу? Тут простенький трюизм: у бездуховного нет духовного. А чем там занята в высших слоях наша монада — нам не ведомо.

Нам же предписано только одно: стремиться к объединению в Розе Мира.

Идея Розы Мира, вселенской Церкви, должной соединить в себе все религии и призванной спасти человечество, неоригинальна в основе своей и является вариантом одного из самых ранних плодов того же «нового религиозного сознания» со времён Соловьёва и Мережковского (различия в терминах не суть важны). Поэтому и ныне она привлекает к себе многие умы: дополненная новым интеллектуальным блеском и соблазнительной мистической сложностью.