Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 2 (VI том)

То есть: нельзя, по мысли Андреева, абсолютизировать любой собственный тезис (догмат). Это во-первых. Во-вторых же, нельзя отвергать и чужие утверждения только на том основании, что они не подтверждаются собственным положительным опытом.

Вот путь к созданию общей единой религии.

Андреев близок к протестантскому принципу понимания христианской религии как единого древа с ветвями-конфессиями: ни одна из этих ветвей не выражает полноты веры, которая осуществляется лишь в целокупности всех вероучений. Именно этот принцип автор «Розы Мира» распространяет на все прочие религии.

Так ли всё это?

Справедливо: любой человеческий опыт и любое знание ограниченны, поэтому ничто не может быть названо абсолютным, если это идёт именно от человека. Но даваемое от Бога в Откровении — всегда абсолютно. Андреев почему-то не хочет признавать, что в отличие от прочих вероучений христианство есть единственная религия, данная именно в Откровении, а не идущая от духовного опыта человека. Да, Откровение не раскрыло Истины во всей её полноте, но дало полноту понимания спасения— и в этом Православие абсолютно. Нельзя смешивать относительность человеческого знания и неполноту Откровения: ибо, повторим, любая часть Абсолютного — абсолютна.

Всё это отвергает логику «Розы Мира» как неистинную.

Достаточно названных центральных «догматических» положений, чтобы, не пускаясь в разбор всех периферийных признаков системы Андреева, утверждать: она не просто не-православна, но анти-православна.

Понять это важно, ибо, повторимся, нередки утверждения о сугубой православности «Розы мира». Кто-то убеждён в том искренне, другие лукавят. Дело, однако, не в субъективных побуждениях сторонников этой «религии», но в объективных её плодах.

Применяясь к обыденным понятиям конца XX века, можно утверждать: в тягостных условиях тюремной несвободы, когда душа, и без того расположенная к мистическому соблазну, оказалась особенно беззащитною перед бесовскими внушениями, тёмные духи «прокрутили кино» узнику-поэту, показали зрелище, облечённое в форму мистических видений, и заставили своего зрителя поверить в истинность показанного. Мощный поэтический дар и недюжинный интеллект преобразовали всё это в стройную религиозно-эстетическую систему. Но ясно: у бесовской силы может быть одна лишь цель: увести человека от света во тьму. А для этого самый действенный приём — внушить уверенность, будто эта тьма и есть подлинный свет.

Вот тот плод, по которому мы можем оценивать химеру Андреева: она уводит сознание и душу человека от православного — то есть единственного истинно религиозного — мироощущения. Среди образованщины конца XX века, впрочем, немало найдётся взирающих на Православие свысока, с пренебрежением — для подобных такой плодстановится достоинством «Розы мира». Их воля.

Для православного же верующего несомненно: всякий отход от Православия, от полноты Христовой Истины, таит гибель для души человека. Ибо это не что иное, как апостасия, сугубое богоотступничество.

Любопытствующее внимание к мистической системе Андреева как к некоей сладостной тайне есть нездоровое тяготение к обладанию запретным плодом. В самом начале истории человечества подобное тяготение уже принесло плод не подлинного знания, но утраты такого знания. Беды и страдания явились следствием того богоотступничества. На протяжении всей истории исконный врагприбегал к тому же соблазну, чтобы отвратить человека от возвращения к Творцу, «Роза мира» стала банальнейшим проявлением давнего губительного обмана. Она манит раскрытием мистических тайн и увлекает к гибели.

Можно было бы коснуться ещё многих подробностей и мотивов андреевской концепции творящейся метаистории, изобилующей прежде всего мистическими мотивами, но это может быть предметом специального исследования, весьма любопытного, если отыщется желающий (отыщется, несомненно). Интереснее всё же некоторые нюансы понимания автором российской метакультуры. Особую роль в раскрытии Соборной Души народа отводит поэт русской литературе. Так, Навна прямо утверждает, что именно она проявила себя в образной системе русских классиков:

Кто я?

Всё та, что в Путивле старинном

С башни навстречу разбитым полкам,

Плакала о женихе и герое

Солнцу, ветрам, облакам;

Та, что годиной татар грозовою

Друга, сражённого в лютом бою,

В Китеж вела по стезе воскресенья—

В вечность мою.

……………………………..

Время неслось, и я резвой Наташей

Звонкою девочкой в вешнем цвету

Лунною ночью бездумно вместила

Мир

и его красоту;

Я в полумраке аллей проходила,

Дальнего друга задумчивой Таней

Ждать у окна;

Я различала за блеском блужданий

К подвигу зов, обжигавший сердца,

Гордой Еленой отдав мою силу

Делу супруга-борца;

Я ради ближних закон преступила,

Кроткою Соней себя отдала

Гордому грешнику, правдой наполнив

Жизнь в кандалах…

И, отразив сквозь небесные волны

Взор Приснодевы, поэту во мгле

Я улыбнулась в дыму фимиама—

Лада, Невеста, прекрасная Дама,

Отблеск Премудрости