Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 2 (VI том)

Призывая к единению, Андреев писал:

«Пусть христианин вступает в буддийский храм с трепетом и благоговением: тысячи лет народы Востока, отдалённые от очага христианства пустынями и горными громадами, постигали через мудрость своих учителей истину о других краях мира горнего. Сквозь дым курений здесь мерцают изваяния высоких владык иных миров и великих вестников, об этих мирах говоривших людям. Мирам этим не соприкоснулся западный человек; пусть же обогатятся его разум и душа хранимым здесь знанием.

Пусть мусульманин входит в индуистский храм с мирным, чистым и строгим чувством: не ложные боги взирают на него здесь, но условные образы великих духов, которых поняли и страстно полюбили народы Индии и свидетельство о которых следует принимать другим народам с радостью и доверием.

И пусть правоверный шинтоист не минует неприметного здания синагоги с пренебрежением и равнодушием: здесь другой великий народ, обогативший человечество глубочайшими ценностями, оберегает свой опыт о таких истинах, которыми духовный мир открылся ему — и никому более» (2,56).

Идея привлекательная как будто. Не забудем лишь: автор хочет примирить, совместив на одной плоскости, Истину абсолютную, богооткровенную — и плоды относительного человеческого опыта, сомнительного и противоречивого.

Важнее всего: эта идея ангажирована для замещения собою истины: спасение возможно лишь в единой Святой Соборной и Апостольской — Православной— Церкви. Теперь для спасения предлагается синкретичная Роза Мира.

Роза Мира — не вполне и Церковь, если вникнуть в её замысел. Она — не только религиозно-нравственное, но в большей степени социально-политическое устроение, в которое должно уложиться со временем временем всё бытие человечества. Андреев достаточно подробно описывает многие его особенности, вникая порою в их мельчайшие подробности.

Это своего рода рай на земле, важнейшие признаки которого весьма соблазнительны: «Действительным пафосом тех эпох будут: возрастание духа любви — во-первых; творчество, точнее — богосотворчество во множестве видов и форм — во-вторых; просветление природы — в-третьих; разрушение преград между физическим миром и другими мирами — в-четвёртых; радость жизни, кипящей и в Энрофе и во многих других мирах — в пятых; и высшие формы богопознания — в-шестых. Устремление к такому будущему — вот что отличит человека облагороженного образа от человека всех предыдущих культурных степеней (2,519).

Собственно, это чистейшей воды социально-религиозная утопия, хотя и переданная в подробностях. Сам автор признаётся: «Я не могу сказать, например: Роза Мира придёт к власти тогда-то и так-то; я даже не могу сказать, придёт ли она к власти вообще (2,511).

Религиозная жизнь в этой утопии должна быть сосредоточена вокруг Храма Солнца. Особенности духовного облика человека будущего будут определены, среди прочего, «умением соверовать всем религиям» (2,549). Это, нетрудно догадаться, совершенно ослабит жизнь церковную. В ещё большей степени разрушит Церковь отсутствие подлинной церковной иерархии. То есть некии жрецы будут совершать некие обряды, но таинства окажутся доступными любому желающему. Андреев не сомневался: «…природа таинств не содержит ничего, что могло бы при совершении таинства лицом верующим, хотя и не получившим посвящения, нанести духовный ущерб ему или тому, над кем таинство совершается. Поэтому совершение таинств мирянам не может быть запрещено…» (2,548). Богослужение в Храме Солнца своеобразно:

«Я вижу вокруг престола в алтаре представителей всех священств и среди них священнослужительницу Приснодевы и священнослужительницу Великих Стихиалий. Я различаю, как все предстоящие — их семь — протягивают над престолом правую руку. Я не могу различить, что за таинство совершают они, но вижу гармонию их медленных движений и слышу, как обращается к Солнцу старший из них, верховный наставник человечества:

— Слава тебе, восходящее солнце!

Громоносные хоры повторяют эти слова, и снова трубят золотые трубы снаружи храма, под куполом» (2,563).

Это выглядит скорее нелепо, нежели торжественно. Но что это — возвращение к примитивному солнцепоклонничеству? И не намеренно ли сочинённый возглас противопоставлен тому, какой слышится на утрени: «Слава Тебе, показавшему нам свет»—?

Впрочем, обращение к солнцу обретает в Розе Мира символический смысл: ибо Бог мыслится в этой системе как Солнце Мира. Пусть так. Но признаем вновь: от Православия это слишком удалено.