Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 2 (VI том)

Недаром Достоевский строго различал безверие и атеизм. Даже когда человек утрачивал (или ему казалось, что утрачивал) веру, он знал, бессознательно ощущал, что в центре мироздания должен быть Творец Вседержитель, и страдал от утраты своей связи с Ним. Это есть безверие: «ум ищет Божества, а сердце не находит» (Пушкин). Атеизм отвергает самое возможность и необходимость Творца, ставит на место Бога — «человеческое Я» (Тютчев), человека, который стремится стать человекобогом. Повторим: такой антропоцентричный тип мышления активно навязывался Просвещением, но это было отвергнуто православным русским сознанием, ибо оно распознало в том не что иное, как одно из проявлений первородного греха. Именно антропоцентризм мышления порождает идеологию гуманизма, признание человека самодостаточной и самодовлеющей ценностью бытия, — и русская литература, возросшая на православной почве, сумела показать гибельность для человека самой идеи гуманизма: о том предупреждают все русские писатели, но особенно жёстко эта проблема осмыслена в творчестве славянофилов, Тютчева, Достоевского, Толстого, Чехова.

Литература противилась гуманистическому антропоцентризму, превознесению человека как меры всех вещей. Православные писатели стремились утвердить непреходящую ценность человеческой личности в том, что человек сотворён по образу и подобию Божию. Развитие литературного процесса определялось борьбою за внутреннее духовное перерождение человека — как за важнейшее средство совершенствования социального бытия. Русские писатели, исповедовавшие Православие, оценивали жизнь не с точки зрения умножения её внешних материальных форм, но по критерию единого на потребу, спасения души человека.

В этот же круг входит и противостояние гордыни, как причины и одновременно следствия гуманизма, и смирения, важнейшей основы православной духовности. Теоцентричное мышление даёт возможность оценивать вопросы времени по меркам вечности, поэтому русская литература смогла раскрыть пагубность гордынного самоутверждения, разрушающее действие гордыни на внутреннее и внешнее бытие личности. Призыв к смирению, с особою силою прозвучавший в творчестве А.С.Хомякова, К.С. и И.С.Аксаковых, Ф.И.Тютчева, Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, определил и понимание свободы — как следования воле Промысла Божия. Именно с таким осмыслением свободы была сопряжена и идея профетического служения литературы, впервые утверждённая Пушкиным. Развивая эту мысль, Гоголь выдвинул понимание искусства как «незримой ступени к христианству».

Революционные демократы, с их крайними западническими стремлениями, навязывали литературе борьбу с Православием, Самодержавием и Народностью.Это громко прозвучало в пресловутом письме Белинского к Гоголю. Идея, с которою призвал бороться Белинский, явилась ясно и чётко сформулированной национальной русской идеей, поэтому революционных демократов можно с полным основанием отнести к антинациональным, антирусским силам, действовавшим внутри общества. Но, отвергая Православие, революционеры начали формирование собственной идеологии по религиозному образцу, копируя все внешние формы религии и отрицая её внутреннюю суть — веру в Бога. Эту веру они заменили верою в царство социальной справедливости на земле (вариант хилиастической ереси). Следуя принципам антропоцентричного гуманистического мышления, революционные демократы не могли не противопоставить христианству, как религии сотериологической, идеал эвдемонического земного устроения человека. Новая революционная «религия» оказалась дьявольской пародией на христианство, заимствовав от него некоторые этические нормы, которые в этой идеологической системе оказались лишенными опоры, поскольку созидались не на камне веры. Революционные идеологи, Н.Г.Чернышевский, Н.А.Добролюбов, Д.И.Писарев, вынуждены были поэтому обосновывать нравственность рациональными прагматическими аргументами. Утопический идеал революционных демократов имел несомненную языческую природу — и это ясно ощущается в первом образном воплощении его в романе Чернышевского «Что делать?». За схематизмом рассудочных построений писателя угадывается, хотя он на то вовсе не рассчитывал, жуткая картина будущего механистического рабского существования человека, приниженного до полуживотного состояния, в котором автору виделся идеал земного счастья.

Крах революционного «нигилистического» рационализма первым показал И.С.Тургенев, а затем литература создала жанр антинигилистического романа, вершиною которого стали «Бесы» Достоевского. Оценку революции как явления антихристианского дал ещё Тютчев, Достоевский же раскрыл тёмную духовность революционной бесовщины.

Православные по духу писатели черпали силы для борьбы с соблазнами, сомнениями и искушениями, внутренними и внешними, в христианском вероучении, в связи с живой жизнью Церкви.