И важно: именно в пространстве русской словесности отстаивались многие существенные ценности православной веры, прежде всего смирение и превознесение
Славянофилов и западников объединяло отчасти сострадание к нуждам народа. Однако если славянофилы стремились «внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд» (И.Киреевский), искали выход из создавшегося положения в установлении соборного единства между людьми, основанного на любви и не зависящего от социального и культурного расслоения народа, то революционные демократы видели в социальной борьбе решающий способ одоления всех тягот жизни. Поэтому в творчестве писателей западнической ориентации всё более и более преобладал критический пафос в изображении социальных противоречий жизни — с целью возбуждения неприязни ко всему укладу российской действительности. Под воздействием идей революционно-демократической критики и публицистики, а также некоторых особенностей поэзии Н.А.Некрасова, и особенно его эпигонов, литература последних десятилетий XIX века в значительной своей части обретает характер социально-критический. Идеология социальной борьбы подчинила себе многие умы. Даже творчество таких писателей, как Достоевский и Чехов, с их напряжёнными религиозно-нравственными исканиями, стало восприниматься и трактоваться с подобных позиций. Это имело и ещё одно следствие: пренебрежение частью литераторов-реалистов художественною стороною литературного творчества. В реализме нарастает усталость художественной формы, он всё более сводится к простейшему бытовизму, в нём усиливаются мотивы вялости и уныния.
Реакция на социальную идеологию в литературе давала о себе знать ещё при зарождении названной тенденции в середине XIX века: в творчестве поэтов «чистого искусства». На рубеже XIX–XX веков произошло новое вознесение эстетического начала в искусстве — у художников «серебряного века». Именно они обожествили красоту, сделали её едва ли не единственным критерием при оценке всех жизненных явлений, равно как и произведений искусства, вознесли эстетику над нравственностью, нередко просто отвергали мораль в угоду эстетизму. Но красота в повреждённом первородным грехом мире может служить не только Богу, но и дьяволу, о том предупреждал ещё Достоевский. В эстетике и идеологии «серебряного века» эта православная истина была забыта и отвергнута. По свидетельству Вл. Ходасевича, в ту эпоху можно было прославлять и Бога, и дьявола, основною же ценностью признавалась полнота одержимости какой угодно идеей. Художники «серебряного века» от эпохи Возрождения, наследниками которой они себя видели (а через неё и наследниками языческой античности), восприняли антропоцентричное миропонимание. Поэтому даже их религиозно-мистические искания отличались нередко сухим рационализмом.
Под влиянием идей В.С.Соловьёва, отчасти Д.С.Мережковского и других художников-мыслителей — в период «серебряного века» развивается и утверждает себя «новое религиозное сознание». Оно, по верному утверждению о. Василия Зеньковского, «строит свою программу в сознательном противопоставлении себя историческому христианству, — оно ждёт новых откровений, создаёт утопию “религиозной общественности”, а в то же время насыщено эсхатологическими ожиданиями». Весьма популярными становятся при этом идеи обновления христианства, создания Вселенской Церкви Третьего Завета, идеи софианства и «вечной женственности», что нашло отражение в творчестве прежде всего писателей-символистов.
И в этот период можно указать на художников строгой православной серьёзности. Это прежде всего К.Р. (вел. кн. К.К.Романов), в стихах которого ощущается не просто христиански чуткая душа, но и глубокая церковность поэта как человека. Его поэтические опыты проникнуты молитвенным состоянием и истинно церковным мировосприятием, укоренённым в глубине натуры стихотворца.
Однако в целом деятели «серебряного века» противостояли Православию, даже делали попытку, неудачную, разумеется (в устроении Религиозно-философских собраний 1901–1903 гг.), направлять церковную жизнь в соответствии с собственным обмирщённым пониманием Церкви. Писатели «серебряного века» сознавали себя творцами личных эстетических миров, нередко сакрализуя подобную художественную практику, Поэтому обращение некоторых из них к сюжетам и текстам Священного Писания вело к искажению религиозных истин, порою к кощунственному искажению. Достаточно вспомнить хотя бы рассказ Л.И.Андреева — «Иуда Искариот» (с попыткой апологии предательства) или повесть А.М.Ремизова «О страстях Господних».