Слушая краткие и не очень подробные рассказы Вонвальта и Брессинджера о Рейхскриге, я всегда гадала, как бы я повела себя в подобных обстоятельствах. Я была смекалистой и храброй и всегда воображала, что стала бы отважно сражаться. Да и опасность была мне теперь не чужда – я столкнулась с ней в казначействе, в кабинете Грейвса и всего несколько минут назад в тюрьме с Брессинджером. Пусть я не совершила никаких поразительных боевых подвигов, но я и не убежала.
Но, как оказалось, битва – а точнее, резня, которая происходила в тот момент, – имела свойство полностью пересиливать рассудок человека. Перед лицом этих ужасов я впала в ступор. Я могла, не дрогнув, взглянуть на мертвеца, лежавшего на столе в подвале врача, или посмотреть казнь до самого конца. Но все эти события, хотя и были по-своему ужасны, занимали лишь краткие мгновения, и разум мой был заранее готов к ним. Увидев же, как воины Вестенхольца жестоко расправляются со стражниками и жителями Долины Гейл, я остолбенела. Кажется, я никогда не чувствовала себя столь беззащитной и не ощущала такого животного страха, как в те минуты. Казалось бы, меня должно было охватить неудержимое желание бежать, но случилось обратное. Я чувствовала себя так, будто кто-то прицепил к моим ногам свинцовые грузы; мои руки ослабели, в груди ощущалась тяжесть, и каждый вдох давался с трудом. В тот миг я внезапно осознала, что стала для Вонвальта столь же мертвым грузом, как и безжизненное тело Брессинджера, оставшееся в тюрьме.
– Хелена, пригнись! – проревел Вонвальт, и, судя по тону, уже не в первый раз. Он сбил меня с ног, и сабля рассекла воздух в том месте, где секунду назад находилась моя шея. В своем забытьи я даже не услышала грохот копыт боевого коня.
Я ударилась локтями о булыжную мостовую, и боль вывела меня из транса. Я дико замотала головой, озираясь по сторонам и слыша собственное хриплое дыхание. Вонвальт лежал на земле рядом со мной, потирая затылок, и на один страшный миг я подумала, что сабля прорубила ему череп. Но он посмотрел на руку, и, к нашему обоюдному облегчению, крови на ней не оказалось.
– Идем, – сказал он. Вонвальт выглядел так, словно происходящее было ему омерзительно, но он не был взволнован или напуган. Его хладнокровие остудило мой собственный страх, и я внезапно поняла, как прославленным военачальникам удавалось вдохновлять своих солдат на совершение невероятных подвигов. Одно лишь слово, произнесенное почти равнодушно, совершенно меня преобразило. Несмотря на то что каждый нерв в моем теле был натянут и колебался, как задетая струна, а кровь бурлила в моих жилах, я доверчиво ухватилась за Вонвальта, почти боготворя его. Столько лет прошло с тех пор, но я все еще помню тот заряд чувств; он подействовал на меня даже сильнее, чем то, что я испытала, когда сэр Радомир велел Вестенхольцу и пяти сотням его воинов валить на хер от стен города.
Я оттолкнулась от земли и бросилась вслед за Вонвальтом. Поначалу мне казалось, что воины Вестенхольца уже поубивали всех, кто попался им на глаза, однако теперь я увидела, что вокруг нас повсюду шли небольшие схватки. Немногие выжившие городские стражники и разношерстные отряды вооруженных добровольцев отчаянно пытались сдержать поток солдат Вестенхольца, рвавшихся в город, однако они дорого за это платили. На каждого мертвеца в ливрее Вестенхольца я видела двоих или троих убитых жителей Долины.
Мы добрались до конца улицы, где в небо вздымался большой неманский храм из известняка. Один пехотинец яростно ткнул в Вонвальта копьем, которое тот разрубил своим коротким мечом пополам. Он однажды говорил мне, что ключ к победе над копейщиком заключался в том, чтобы как можно скорее миновать острие и сократить расстояние, лишая противника преимущества. Именно это теперь произошло у меня на глазах: Вонвальт неловко, но успешно врезался в солдата и сбил его с ног. После этого сэру Конраду оставалось лишь несколько раз вонзить меч в грудь и шею противника, пока тот не умер. Это было совсем не похоже на то, как искусно Вонвальт фехтовал с Брессинджером, и скорее напоминало то, как сэр Радомир сражался в монастыре. Похоже, настоящие сражения велись куда более хаотично и почти по-дилетантски, с неуклюжими рубящими и колющими ударами и без эффектных движений, которыми изобиловали тренировочные бои.
Еще один рыцарь, находившийся поблизости, отвернулся от свежего трупа и двинулся на Вонвальта. Я закричала и, не думая, швырнула в него свой кинжал. Тот с громким металлическим звоном ударился навершием о шлем, подарив Вонвальту несколько драгоценных секунд, за которые он успел подняться и вонзить меч во внутреннюю сторону бедра противника, под промежность. Рана была страшной, и рыцарь рухнул на колени, после чего Вонвальт быстро снес ему голову.