Универсальное распространение понятий «правое» и «левое» – часть этого процесса. Оно встраивается в построение системы ориентиров, которая превратила глубинное устройство наших обществ в более читабельное, более внятное, более выносимое для тех, кто в нем существует. В этой системе оно занимает очень важное место. Оно выражает причастность к миру, который живет разделением на части. Оно предоставляет символический вектор, который сделает возможной такую совершенно невозможную вещь, как отождествление с коллективом, который разъят на противоположности – и потому долгое время вызывал отталкивание, не поддавался целостному восприятию, ощущался лишь по частям. Оно сводит этот разъятый мир к более глубокому единству – единству одного тела.
В этом и заключается секрет всемирного распространения пары правые/левые. Она позволяет помыслить двойственность как органическое единство. В ход она была пущена не по этой причине и во французской политике до последнего времени функционировала иным образом. Но именно эта причина позволила ей распространиться так широко и сделаться формой классификации, принятой повсюду. Дело в том, что благодаря другому аспекту телесности, каким является разделение тела на две симметрические половины, она позволяла произвести символическую редукцию социального разлада к той дуальной неделимости, которая характеризует нашу индивидуальность. В течение тысячелетий тело служило для репрезентации того неделимого единства, каким наделялась община; теперь же его стали использовать для репрезентации основополагающего разделения. Но такого разделения, какое я могу признать без труда и без риска, поскольку оно проходит сквозь меня и меня определяет. То, что в общественном пространстве предстает расколотым, то я ношу внутри себя соединенным. Если как участник политической жизни я отношу себя или к правым, или к левым, то как человек могу быть одновременно и справа, и слева, переходить мгновенно справа налево и слева направо и немедленно отдавать себе отчет в причинах перехода.
Это означает среди прочего, что экспансия наших категорий совершается в обстановке, совсем несхожей с той, какая сопутствовала их возникновению во французской традиции. Тогда они, как правило, становились выражением манихейства и духа исключительности. Теперь же, напротив, они распространяются скорее под знаком конечного единства противоположных терминов. Я могу быть только с одного края, но неизбежно и даже необходимо, чтобы краев было два. Еще один источник популярности нашей пары понятий – это гибкость, которая позволяет ей выражать как самый радикальный антагонизм, так и узаконенную причастность конфликтующих партий к одному целому. Правое и левое в политике служили для обозначения крайних страстей; теперь перед ними открывается новое поле деятельности и они станут эмблемой умеренности. Приобретая большую органичность, они неминуемо сделаются менее агрессивными. Будущее это покажет. Ибо можно поручиться, что это символическое восстановление причастности индивидов к телу их общества – только начало очень долгой истории.