Правые и левые. История и судьба

Исходя из этого конститутивного давления, можно еще лучше понять как успех пары правые/левые, так и связанные с ней фрустрации. Она осуществляет благодетельное упрощение ситуации, чудовищно запутанной в содержательном плане, упрощение, которое в то же самое время вызывает справедливые упреки в произвольности и искусственности. Ведь в реальности не существует «чистых» правых или левых, даже если кому-то такая идея могла взбрести в голову. И правые, и левые по необходимости смешивают различные идеологические составляющие. Правые всегда оказываются явными или тайными коалициями консерваторов и либералов, а левые – эксплицитными или имплицитными альянсами либералов и социалистов (впрочем, важно не путать партийные этикетки с глубинными идеологическими сущностями).

Исходя из этого можно также понять, какую решающую практическую роль играет «центр» в этой игре, в принципе имеющей только двух участников, но в реальности состоящей из постоянных колебаний между большинством или оппозицией. Отсюда соблазн создать властный центр, который сыграет роль арбитра. Отсюда же необходимость, оставаясь в рамках двухпартийной логики, искать победу в центре. Эти колебания – месть идеологической тройственности за дуалистические требования, навязанные мажоритарной системой.

В конечном счете и прежде всего, именно в свете этой структурной проблемы следует рассматривать изменения, которые в последнее время внесли такую нечеткость в оппозицию правых и левых, что заставили усомниться в ее применимости к нашему новому контексту. Три явления, тесно связанные между собой, которые возникли еще в начале 1990‑х годов, но с тех пор становились с каждым годом все заметнее, пошатнули политические ориентиры, господствовавшие в европейском пространстве после 1945 года: это полная культурная победа принципов либеральной демократии, дисквалификация не только коммунистической идеи, но и проекта государственного контроля над экономикой и, наконец, экономическая и финансовая глобализация со всеми ее последствиями. Мне могут возразить, что все эти явления составляют единое целое, и я не стану спорить: в самом деле, это три лица одной и той же трансформации мира. Тем не менее правильнее рассматривать их по отдельности, чтобы лучше разглядеть специфическое воздействие, которое они уже оказали и продолжат оказывать на определение политических идентичностей.

Релятивизация

Распространение демократического духа и всеобщее принятие плюрализма релятивизировали оппозицию правых и левых, представавшую прежде как фронтальное противостояние или даже радикальный антагонизм. Согласие несогласных одержало победу над непримиримостью. Эту разрядку облегчила маргинализация авторитарного консерватизма, вырастающего из контрреволюционного духа, на правом фланге и решительное отступление тоталитарного коммунизма на левом. Пара антифашизм и антикоммунизм, которая обрекала каждый из лагерей на перспективу беспощадной борьбы против абсолютного врага, ушла со сцены. От плюрализма де-факто мы перешли к плюрализму де-юре. Холодная гражданская война уступила место мирному сосуществованию противников, вынужденных не только считаться друг с другом, но и признавать за другим своего рода легитимность.

Вследствие этого политическая борьба утратила ту страстность и ту мобилизационную мощь, какие отличали ее раньше. Она сделалась менее драматичной и более банальной. Центральное противостояние, причина политических сражений, релятивизировалось в глазах избирателей. Многие граждане перестали давать правым или левым присягу на верность; они стали делать свой выбор в зависимости от конкретных ситуаций или лиц.

Смута на левом фланге