Правый берег Егора Лисицы

– Вроде нет. Немного похоже на одну приятельницу Агнессы, может быть. А почему вы об этом спрашиваете?

Она вдруг забеспокоилась.

– Ведь вы так и не сказали, зачем пришли?

– Вера, я все объясню. Позвольте еще один вопрос. До встречи с Агнессой Нанберг был женат?

– Он был вдовцом. Его первая жена умерла, – Вера захлопнула альбом и поднялась. – Знаете, перед этим в Армавире была эпидемия холеры.

– Они долго были знакомы?

– Нет, после того, как погиб Герман, все очень стремительно произошло.

Пора было переходить к главной цели визита. Снова уже явно послышался шум в прихожей. Вера прислушалась.

– А вот и Петя! Он шофер Леона. Петя, это тот самый милиционер, я вам говорила.

Шофер Петя протянул руку, представился:

– Петр Зубов.

Значит, это тот самый молодой служащий, которого Нанберги подселили, чтобы «быть как все, уплотниться». Невысокий, широкие плечи, коротко стрижен. Аккуратный. Широкое простое лицо. Выговор, типичный для южанина, «з гачком» – когда гласные произносятся чуть на выдохе, а «г» звучит, как «гхэ».

– Вера Леонтьевна была в милиции, говорила мне. Так выходит, вы по делу к нам, товарищ милиционер?

Он все так же стоял в дверях и, говоря со мной, посматривал на Веру.

– Но ведь я беспокоюсь. Нессы нет. Леона нет. И этот пожар на пароходе, – она звенела чашками, убирала со стола.

– Вы что-то узнали?

– Возможно. Вера Леонтьевна, вам нужно поехать со мной.

– Зачем? Ведь их не нашли среди пропавших, вы сами мне сказали, их там нет?

– Послушайте. Я хочу попросить вас взглянуть на одного пациента. Пострадавшего. Он не серьезно пострадал, не беспокойтесь. Вам просто нужно посмотреть на него.

– Это Леон, скажите, это ведь он?

– Возможно. Вам нужно будет посмотреть на него. И не надо волноваться, если он не сможет сразу узнать вас. У него травма головы и немного, знаете, спутаны мысли.

Шофер тут же засуетился.

– Где пальто ваше? Я вас отвезу. Вас и вот… товарища.

Клиника профессора Р. Пациент

Выцветшая маркиза над лавкой «Продажа фруктовых вод и кваса» хлопнула, столбом полетела пыль. Погода опять крутит. Вера поплотнее запахнула пальто и прикрыла глаза. Шофер поддержал ее под руку. Тяжелая деревянная дверь лечебницы отсырела и не желала плотно закрываться. Я пропустил Веру вперед и оглянулся на шофера.

– Вы идете?

– Побуду здесь. Пацанва сейчас набежит, мотор не хочу оставлять.

Он постучал папиросой по пачке. Попинал сапогом мячики шин авто.

– Вы спрашивали Веру насчет брюнетки из знакомых – у жены Леона Николаевича были темные волосы.

– Первой жены.

– Да. Первой.

Значит, в коридоре Петя стоял довольно долго.

* * *

Вера узнала в пациенте из последней палаты Леона Нанберга. Но он не узнал ее.

– Может, лучше, что он не помнит. Пока. Ведь Агнессы до сих пор нет. Он будет переживать. А так… ведь лучше?

Мы говорили в коридоре, рядом с палатой.

– Подумайте, могло быть так, что Агнесса, растерявшись в суматохе, поехала не домой? К кому она могла бы обратиться?

– Но как же? Мы совсем недавно здесь. У Агнессы, конечно, есть приятельницы. Но не близкие. Полгода назад она посещала лекции по повышению политической грамотности. По просьбе Леона. Лекции устроили для всех, в том числе и жен совслужащих. Агнесса, бывало, вечерами сидела, зубрила… Леон Николаевич так гордился ею! А так, ведь они с Леоном всегда вместе, и в ресторан, и в театр, если у него выпадет свободное время. Ох – простите, – она оглянулась на дверь палаты, поискала платок.

Пожалуй, сейчас здесь можно рассчитывать, что она будет откровенней, чем дома. Шофер не появлялся, ждал на улице. Вдоль стены стояли стулья, я помог Вере присесть, она опустилась тяжело, как упала.

– Нанберги не ссорились накануне? Просто ведь могло быть, что женщина после ссоры, взволнована. Вот и решила, допустим, побыть у приятельницы.

– Да что вы! Они очень редко ссорились. Конечно, в семье бывает разное. Да и у Агнессы, нужно сказать, твердый характер. Но Леон уступает всегда. В Армавире он нас буквально спас, понимаете? Я вам говорила, что Герман, мой брат, был офицером. Но вы не знаете всего. Когда началась Гражданская, Гера сразу пошел служить на бронепоезд – «Морская батарея № 2», так он назывался. А уж потом, когда все это случилось, революция, он так понял свой долг, понимаете? Герман оставался офицером, монархистом и, конечно, вступил в группу Союза фронтовиков.

– Понимаю.

– Объявили, что военные и даже офицеры могут остаться в городе. Не будет преследования. Гера не поверил, но не хотел бросать нас одних. И вот, внезапно читаем – приказ! Бывшим военным нужно прибыть по адресу, вроде бы для регистрации. Гера уехал и все, не вернулся. Потом нам сказали, – она вдруг быстро подняла руки к глазам, сильно прижала: – Ночью постучался знакомый брата. Он чудом спасся. В общем, им прочли приговор и – все. Я ездила туда, потом. Искала, искала…

– А Агнесса?