Праздничная гора

– Товарищи, – выступил вперед председатель Гаджи, закладывая руки за спину, – мы сегодня не просто так собрались в клубе. Нам нужно решить самый насущный вопрос. Вы веками, не видя белого света, жили в этих неплодородных скалах. Каждый миг, чуть вспыхнет огонь на сигнальной башне, хватали связку сушеной горской колбасы, а кто победнее – куль толокна и скакали верхом на боевую вылазку. Ваши дома веками крепились друг к другу, как крепостные твердыни, а ваши жены каждую минуту готовы были бросить очаг и обманом взять подступающего неприятеля. Ваши отцы жили почти что одной войной, одними лишь стычками с соседями или с царскими оккупантами. С утра до ночи они держались на годекане, в постоянном ожидании тревоги. Но теперь настал мир. Теперь мы живем в нерушимой и свободной Стране Советов! Теперь нам не обязательно цепляться жадными руками за бойницы и уступы этих темных утесов. Над нами не тяготеет слово какого-нибудь муллы или своенравного кадия! Нас не притесняют ханы и шамхалы. Мы сбросили оковы тысячелетних адатов, которые мешали нам дышать! Оглянитесь вокруг, оглянитесь на молодежь! Наши молодые чабаны и колхозники одеты в светлые рубашки и в современные брюки, нет у них на поясе отточенных кинжалов, которыми некогда вершилась кровная месть. Посмотрите на этих пионеров…

– К делу, председатель! – нахально прокричал Насыр, с усмешкой оглядываясь на дружков.

– А вот и дело. У нас большая радость, товарищи! Кончились наши мучения. Вспомните, как недавно мы кувшинами таскали землю на террасы своих бедных полей. Вспомните, как здесь тоскливо зимой, когда снега нас отрезают от мира, а чабаны спускаются на зимние пастбища. Разве не так?

– Так! – задорно крикнула красавица Раиса Петровна.

– Теперь мы можем сказать этому «нет!». Нам уже приготовили кутанские земли, завтра же можем переезжать.

– Куда переезжать? – нахмурился старый Кебед, опираясь на узловатую палку.

– На равнину! – радостно прокричал председатель.

– На равнину! – засмеялась Раиса Петровна.

Но зал молчал. Лица сельчан выражали только немое упорство. Один Мухтар встрепенулся весело да Маржана мечтательно закатила глаза. Неужто они переедут? Неужто вместо многоярусного каменного села, сливающегося с окружающими горами, вместо узких крытых переходов и тупиков она увидит просторные кирпичные дома с островерхими крышами, широкие улицы, почувствует запах новой вольной жизни? Ах, если бы так! И она горящими глазами посмотрела на Мухтара.

– Нет, мы не можем оставить наши дома и нашу землю, – ответил Кебед.

– Ни за что не оставим, – заговорили вдруг все разом, а пуще всех рыжебородый отец Насыра Али. – Вы нас погубить хотите! Все, кто переехал на равнину, от малярии умерли!

– Дайте слово Гаджи Мурадовичу! Дайте слово! – умоляла Раиса Петровна.

Наконец говоруны умолкли и уставились на лысого председателя, неподвижно упершегося в лакированный стол пухлыми ручками.

– Вы все, тут присутствующие, покупаетесь на провокации, – строго сказал он, сглатывая окончания. – Откуда, слушайте, вообще поступила эта непроверенная информация? Вместо того чтобы сеять панику в народе, нужно разбираться с зачинщиками, клеветниками, интриганами. А ты, Али, не сбивай других, у тебя, мы знаем, остались еще несданные бараны. Ты их завтра же отдай в колхоз, пока не забрали силой!

– Так этими баранами я тебя же собираюсь угощать, Гаджи, – возразил Али, ехидно ухмыляясь, – на свадьбе моего сына. Он ведь женится на дочке Османа, на Маржане.

Все посмотрели на Маржану. Губы девушки задрожали, и она выбежала из клуба, за ней – Раиса Петровна.

– Не беги, не беги, Маржана! – кричала молодая учительница. Наконец они обе запыхались и остановились у родника.

– Ах, Раиса Петровна! – воскликнула Маржана и зарыдала на плече у своей утешительницы. Черные косы и русые косы сплелись, как разноцветные потоки двух водопадов.

– Я знаю, ты любишь Мухтара, – говорила Раиса Петровна, поглаживая ученицу по спине. – Ты не должна выходить за Насыра, если не хочешь.

– Не хочу! – прошептала Маржана. – С моста брошусь, а не пойду.

– Молодец, – похвалила ее Раиса Петровна. – Я вижу, как вас тут унижают мужчины, я вижу, как тяжело горянкам. Горянки сами таскают воду. Не повторяй ошибки несчастной Калимат, стой на своем…»

Шамиль тяжело вздохнул, еще раз взглянул на часы и открыл одну из последних страниц:

«На горизонте вставало выпукло-красное солнце, летний воздух полнился щебетом птиц. Маржана, счастливая, высунулась из окна, ловя первые признаки наступающего утра. Позади оставалась трудная жизнь в мрачных горах, позади оставался наглый Насыр с праздной ухмылкой, позади оставались сплетни и осуждения кумушек. Ах, как визгливо смеялись они, передавая с крыши на крышу: “А дочку Османа видели с Мухтаром”. Видели, и что же! Маржана сама пошла к нему. Сама легла на скошеную траву у трактора и объявила: “Не мулла обвенчает нас, а тот, кто дороже муллы и отца”. И показала ошеломленному Мухтару фотокарточку, с которой ласково щурился Ленин.