Праздничная гора

Однажды, когда родители их уже умерли, братья повздорили. Прадед Мадины Закир вздумал жениться на девушке красивой и родовитой, за которой полагалось большое приданое. Приданым тогда была земля – самое ценное, что есть у горцев. Но если девушка выходила замуж в другое вольное общество, ханство или уцмийство, она не получала ни пяди. Узнав, что младший брат его собирается жениться на бесприданнице, прадед Шамиля Запир страшно разгневался и запретил Закиру являться в дом с женой. «Паши на ее лбу, – прокричал он в отчаянии, – и коси ее брови!»

Тогда Закир взял жену, коня и нескольких друзей и отправился завоевывать близлежащую тучную землю, занятую полями и выпасами иноязычных соседей. Многочисленные набеги на их выселки закончились торжественным судебным процессом в присутствии кадия и всех окрестных должностных лиц. Закиру принесли Коран и потребовали поклясться, что земля, на которую он так упорно покушается и на которой сейчас стоит, принадлежала его предкам. «Если поклянешься, земля твоя», – объявили ему с лукавыми усмешками.

Все были уверены, что теперь-то захватчик вынужден будет убраться восвояси. Но Закир взял хитростью: заранее отправился в родной Чер, набил тамошней грязью свои сапоги и, вернувшись в неприятельское село, спокойно поклялся, что стоит на земле своих предков.

Таким образом Запир остался в Чере, а Закир обосновался за соседней горой. Хутор был назван Эбехом, что значит «близко, рядом».

Шамиль начинал злиться.

– Ты что такая? Сюда смотри!

– Что ты одно и то же спрашиваешь? – возмутилась Мадина. – Я обычная. Расскажи лучше про свои дела.

– Я же говорю, Омаргаджи обещает меня в суде устроить или дядя Алихан на новое место позовет…

– Не ожидала от тебя, – ввернула вдруг Мадина.

– Чего? – удивился Шамиль.

– Ты на кого хочешь работать? На воров?

Шамиль молчал, соображая, к чему она ведет.

– Я не думала, что ты на коленях поползешь проситься на эту воровскую работу.

– Куда я на коленях ползал? – побелел Шамиль.

– Я знаю, о чем ты мечтаешь. Быть таким же, как дядя Алихан. Или дядя Курбан, который в полиции работает. Наживаться на страданиях уммы, лицемерить. Ты себя кем считаешь? Мусульманином?

Шамиль промолчал, пораженный.

– Что молчишь? – распалялась Мадина. – Из-за таких, как ты, я не могу жить честно, как завещал Пророк, я не могу одеваться, как я хочу. Ладно родители, им голову давно задурили, а ты молодой, ты должен делать все, чтобы бороться против мунафиков{Лицемер в исламе (араб.).} и всех этих куфрохранителей{Ругательство в адрес полицейских у салафитов. Образовано от слова «куфр», в исламе – неверие, отсутствие нравственного стержня, духовный вакуум.}. Субханалла{Преславен Аллах (араб.).}, сейчас все изменится. Все предатели будут наказаны. Пока не поздно, пока тебя свои же братья не изловили…

– Ты чего? – прервал ее Шамиль, покрываясь от злости пятнами. – Нюх потеряла? На кого ты здесь кричишь? Кто тебе даст закрыться?

– Сейчас такое положение, что жены могут не спрашивать у мужей, чтобы идти на джихад. А дети могут не спрашивать у родителей, – проговорила Мадина с заученной интонацией.

Лицо ее было совершенно спокойно. Шамиль вскочил с места и с шумом задвинул стул.

– Хорошо, я сразу узнал, что ты с ума сошла! Абдал!{Буквально: «раб божий» (араб.). У аварцев: «дурак».} Будешь голос повышать на своих учителей, а не на меня, – хрипел он, сам себя не слыша. – Ты кто такая, чтобы меня судить? Я никогда копейки не украл!..

Шамиль закашлялся и, ударив зачем-то по спинке стула, выбежал на улицу, не глядя на вынырнувшую снова официантку. Спустя минуту он подумал, что вспышка эта была, наверное, лишней. Нужно было с достоинством проводить мерзавку домой и прекратить общение. Ну и конечно, предупредить ее родителей, если они еще не догадываются. Размышляя об этом, он тихонько вернулся к «Окну в Париж» и осторожно заглянул в витрину кондитерской. Мадина все еще сидела за столом и чему-то смеялась. Шамилю стало жутко, и он снова ретировался.

Первым делом отправился он к ней во двор и, подойдя к лавке, где сидели молодые люди, расспросил подробно о Мадине: как одевается, куда ходит, с кем появляется на людях. Ему отвечали с живым любопытством, сплевывая подсолнуховую шелуху с губ. Оказывается, в последние полгода Мадина перестала сидеть во дворе с подружками, пару раз ее подвозили на машине после девяти вечера, а один из сидевших на лавочке даже видел ее где-то в хиджабе. Получив эти сведения, Шамиль вышел на улицу в самых расстроенных чувствах. Немного придя в себя и подавив несколько повторных приступов гнева и обиды, он решил зайти в качалку к Нариману и отвлечься.

Город постепенно погружался в сумерки. На улицах тут и там кучковались взволнованные люди. Шамиль шел, глядя под ноги и не приставая ни к какому кружку. Из частных магазинчиков то и дело слышались музыка, обрывистая речь новостных дикторов и младенческий плач. На одном из перекрестков большая толпа обступила востроглазого юношу в полосатой рубашке. Юноша держал над головами сотовый телефон и кричал: