Праздник Весны

Здѣсь она разглядѣла его подробнѣе, — невысокаго, сутуловатаго, съ огромной головой на слабомъ туловищѣ. Его одежда непривычнаго покроя была сдѣлана изъ прекрасной матеріи, но не красила его лица, которое смотрѣло загадочно и враждебно.

— Меня зовутъ Висъ! — сказалъ человѣкъ. — Твои друзья отдыхали послѣ работы на томъ островѣ, гдѣ я жилъ все время. И если ты любишь красивыя ткани, — вродѣ той, которая надѣта на мнѣ,—ты должна знать кое-что и обо мнѣ.

Она не разспрашивала его ни о чемъ, но онъ разсказалъ ей самъ, неторопливо выбрасывая слово за словомъ, что уединеніе острова дало ему уже все, что только могло дать, и поэтому онъ рѣшилъ покинуть свое привычное пристанище. И онъ долго скитался по всей землѣ, пока не добрался случайно до горнаго жилища стараго Павла. Суета міра опять уже успѣла ему прискучить. Поэтому онъ рѣшилъ пробыть нѣкоторое время здѣсь, въ этомъ красивомъ уединеніи, — тѣмъ болѣе, что здѣсь живетъ Формика, о которой онъ такъ много слышалъ.

Она чувствовала, что въ его словахъ правда перемѣшана съ ложью, изъ всего его существа исходило что-то отвращающее. Но она никогда еще не встрѣчала такихъ людей и потому неожиданный гость заинтересовалъ ее.

Онъ разсказывалъ потомъ еще о дняхъ отдыха художниковъ, о ихъ прогулкахъ въ горы, о ихъ вечерахъ на берегу залива. Можно было подумать, слушая мелкія подробности его разсказа, что онъ не покидалъ ихъ ни на одну минуту. И онъ говорилъ еще о красотѣ Ліи которая поражала его, и о нѣжной и страстной любви художника и его подруги.

Конечно, онъ говорилъ правду. Такъ должно было быть, — и вѣдь Формика сама видѣла, что такъ и было на самомъ дѣлѣ. И все-таки — въ каждомъ словѣ Виса слышалась ложь. И случайно у нея вырвался вопросъ:

— Они любили тебя? Ты такъ много знаешь о ихъ жизни. И вѣдь они такіе хорошіе люди, что ихъ нельзя не любить.

Висъ отвѣтилъ спокойно и улыбнулся одними гу-бами, — а глаза и все лицо оставались у него неподвижными, вырѣзанные изъ дерева:

— Нѣтъ, они не любили меня. Они были слишкомъ счастливы, а я плохо уживаюсь со счастливыми людьми. Но островъ не великъ, а у меня было достаточно свободнаго времени. Я видѣлъ ихъ и въ минуты, когда они не подозрѣвали о моемъ присутствіи. Тѣмъ глубже могъ я проникнуть во всѣ ихъ интимныя тайны.

— Скажи же, Висъ, зачѣмъ ты пришелъ ко мнѣ? А я знаю, что ты пришелъ не случайно: все время я чувствовала ложь въ твоихъ словахъ.

— Я не знаю. Если бы я былъ привлекательнѣе и если бы у меня была красивая душа, я пришелъ бы къ тебѣ затѣмъ, чтобы ты полюбила меня. Но я уродливъ и всюду возбуждаю только ненависть. Я не могу веселиться вашими радостями, не могу плакать вашими слезами, потому что я чуждъ вамъ такъ-же, какъ и вы мнѣ. И я не знаю, зачѣмъ я пришелъ къ тебѣ. Можетъ быть, только затѣмъ, чтобы и ты возненавидѣла меня.

— Я не хочу больше говорить съ тобою, Висъ. Уходи.

— Не прогоняй меня такъ скоро. Ты такъ же пылка, какъ и твои товарищи. А между тѣмъ, я знаю, что ты страдаешь и работаешь здѣсь только для того, чтобы забыться, — вѣдь ты любишь Коро. Я тоже одинокъ и не такъ уже счастливъ, какъ ты, можетъ быть, думаешь. Я усталъ отъ непривычныхъ путешествій. Если я пробуду здѣсь еще нѣсколько дней, — ты ничего не потеряешь. А можетъ быть, мы найдемъ нѣсколько общихъ точекъ, на которыхъ наши мысли встрѣтятся. Потомъ я уйду своей дорогой, а ты можешь ненавидѣть меня и разсказывать своимъ друзьямъ, какъ я былъ гадокъ и навязчивъ.

Формика была утомлена. Болѣзнь Павла еще болѣе отягощала ея собственное горе и ей хотѣлось сейчасъ только одного, — одиночества. Деревянное лицо гостя раздражало ее. И, чтобы избавиться отъ него поскорѣе, она сказала:

— Хорошо, ты можешь придти ко мнѣ, если останешься здѣсь на нѣсколько дней. Но пока — уходи.

И онъ ушелъ, довольный и, какъ будто, даже благодарный. Формика опустила голову на листы вычисленій, которыми былъ заваленъ ея столъ и заплакала. Утро застало ее за тѣмъ же столомъ, и пряди золотыхъ волосъ падали со стола на полъ, какъ огненныя струи въ мечтахъ Вилана.

55

Роковой часъ, какъ будто, замедлилъ: здоровье Павла нѣсколько улучшилось. Ученики опять видѣли его почти бодрымъ, съ юношеской быстротой движеній и молодымъ огнемъ въ глазахъ. Но всѣ знали, не исключая и самаго учителя, что это улучшеніе — только временная отсрочка.

Старались использовать какъ можно полнѣе послѣдніе уроки учителя.

У Формики было теперь еще больше дѣла, чѣмъ прежде. Часы ея отдыха совсѣмъ сократились. Неожиданный гость не встрѣчался ей уже нѣсколько дней. Случайно вспомнивъ о немъ, Формика рѣшила, что Висъ уже уѣхалъ. Вздохнула облегченно при этой мысли, но въ самой глубинѣ сознанія шевельнулось нѣчто вродѣ сожалѣнія. Было что-то новое въ его рѣчахъ и поступкахъ, и почти жаль было разстаться съ нимъ, не разгадавъ это новое.

Рано засыпали въ горномъ жилищѣ, чтобы подняться при первыхъ лучахъ солнца.

Формика уже лежала, когда чужіе шаги за дверью прогнали ея дремоту. Она прислушалась и прежде, чѣмъ шаги остановились у самой ея двери, узнала Виса.