Пражские сказки

– Вот он! – произнесла божественная Флит, на чьем платье с тяжелыми рукавами искрились и переливались драгоценности (искусственные, конечно). – Вот тот человек, то исчадие ада, что никак не желает лечь в могилу и спать вечным сном как праведник! Вот он – чудовище, которое выходит под покровом тьмы, дабы пить вашу кровь!

– Смерть! Смерть! – заорали крестьяне.

Выглядело это жутко. Даша оглянулась: над холмами тлела алая, припорошенная облачным пеплом полоса, и вдруг подумалось, что ведь это – было. Какого-то человека, не похожего на других, выволокли из дома посреди ночи, умертвили, а затем, через несколько месяцев, вскрыли могилу и всадили осиновый кол в сердце. И так же догорал закат над мирными, только зазеленевшими полями, так же пробирался под одежду свежий вечерний воздух, так же коптили факелы, изготовленные чешскими реквизиторами очень, очень аутентично… Нет, тогда никаких реквизиторов не имелось. Настоящие крестьяне взяли палки, обмотали их пропитанными горючей смесью тряпками, и пахло здесь вовсе не киношным оборудованием и хлебом из магазина на углу, как сейчас, а грязью, потом, кровью и нечистотами.

Между тем актеры проиграли сцену до конца: крестьяне бросились на Матвея, тот сопротивлялся, но его одолели и поволокли вдоль по улице.

– Стоп! – крикнул Юрьев. – Хорошо! Все сначала.

Сцену прогнали несколько раз, сняли со всех ракурсов, после чего переместились вниз по улице, к окраине городка. За спиной зловеще чернела на фоне неба церковь, щетинилось крестами кладбище. Сняли, как толпа тащит Далимира по дороге и как величественно следует за разъяренными крестьянами коварная Эстелла. По дороге крестьяне весело орали, пили пиво из захваченных кувшинов, и, когда локация снова сменилась, Даша спросила у Матвея:

– Зачем они пиво пьют?

– Так в книге описано, и Сергей тоже хочет, чтобы все было исторически, – усмехнулся Тихомиров, подставляя лицо, чтобы Даша пририсовала кровь на веках. – Между прочим, писатель не обманул, я уточнил. У чехов был свой способ упокоить вампира – с песнями, плясками и пивком. Веселая нация.

– И тебе нальют?

– Не в этом фильме. Хотя известен случай, когда одна так называемая вампирша выпила почти все пиво, пока ее доставляли к месту казни. Хоронили ее, надо полагать, с особенным удовольствием. А мне пива не достанется, только чеснок.

Под прицелом двух камер и взглядом режиссера статисты бодро копали могилу, разбрасывая комья земли. Марина стояла неподалеку, сохраняя высокомерное выражение лица. Крестьяне связали Матвею руки за спиной, подтащили бутафорский гроб, продолжая пить, петь и улюлюкать. Пламя факелов металось под налетевшим ветром, растрепало Матвею волосы. Даша смотрела не отрываясь, как будто кино ей показывали уже сейчас. Вот Далимир говорит старосте:

– Послушай, Ондржей, мы с тобою сколько вместе пили, жили сколько? Я разве не помогал, когда ночной пожар случился? Твою жену из пламени вынес.

– И не обгорел совсем, ибо ты исчадие ада! – кричит в ответ староста. Он нервничает, потеет, постоянно трет руки и не совсем уверен в том, что творит.

– А ты, Збинек? – обращается Далимир к другому мужику. – Я ли не вылечил твою дочь?

Мужик плюет себе под ноги и отворачивается.

– А ты, Хранка?..

– Не давайте ему заговорить себя, – громко произносит Эстелла. – Он опутает вас чарами.

Крестьяне орут; за мгновение до того, как Далимира укладывают в гроб и начинают опускать в могилу, он одними губами спрашивает у Эстеллы: «А ты?..»

– Стоп! Так, еще дубль, и не один, я хочу крупный план, и Матвей, будь любезен, уцепись за землю, расставь ноги чуть шире. Когда они тебя будут укладывать, засмейся и скажи это свое – «не ведаете, что творите». Именно тогда, когда тебя будут опускать в гроб, мне нужна эта фраза в движении.

– Да, хорошо.

– Марина…

Даша подбежала, чтобы подправить Матвею грим, Лика быстро елозила кисточкой по лбу «заблестевшего» старосты – пожилого чеха, получившего образование в МГУ еще в советские времена. Юрьев что-то говорил Марине и экспрессивно размахивал руками, а она величественно кивала, не выходя из роли.

– Как? – шепотом спросил Матвей, пока Даша снова подрисовывала ему веки, и она показала большой палец.

– По местам! – крикнул ассистент режиссера, а кто-то из реквизиторов взвыл замогильным голосом:

– Тащите гроб на колесиках!

И все захохотали, и даже Марина улыбнулась, и через минуту актеры снова скалились в камеры, укладывая Матвея в тот самый гроб, и трагизм мешался с закадровой комедией.

10

– Не гневайся, хозяин, я ищу своих братьев; сегодня я заблудилась в этом лесу и вошла в твою избушку. Разреши мне здесь отдохнуть.

– Я – Ветер, и каждого, кто станет на моем пути, я смету. Но ты устала с дороги, и я разршаю тебе отдохнуть.