Преданья старины глубокой

Меж Костяным Дворцом и Ратичем почти триста верст. Верхом на коне Игорь добирался аж две с половиной седмицы — в обход, через чащобу, по звериным тропкам, буреломам непролазным. А змий крылатый за неполный уповод[21] домчал — поди ж, борзокрылый какой! Вот бы себе такого заиметь — то-то все обзавидуются! Завтракаешь в Киеве, обедаешь в Новгороде, а на ужину к брату в Тиборск…

То-то славно было бы!

— А что, царь, нет ли у тебя от этого змия змеенышей? — с интересом спросил Игорь. — А то уступил бы одного, а? Серебром заплачу!

— Нет, — коротко ответил Кащей.

— Нет — то есть нету, или нет — то есть не уступишь? — не понял князь.

— А какая разница? Ты так и так ничего не получишь. Хек. Хек. Хек.

Игоря передернуло. Этот ледяной кашляющий смех словно выворачивал наизнанку каждую жилочку — таким морозом обдавало, такой жутью веяло.

— Снижаемся, — бесстрастно сообщил Кащей, направляя змия вниз. — Где твои хоромы, князь?

— А тебе зачем? — насторожился Игорь.

— Если помнишь, я в твоем тереме гость нежеланный. Увидят стрельцы твои — бердышами начнут размахивать, стрелами утыкают. Да и супругу мою будущую не хотелось бы растревожить раньше времени.

Игорь почесал в затылке и неохотно признал правоту спутника. Ужас-то какой — у князя сам Кащей в возницах, на змие летучем домой воротился! Чего доброго, и в самом деле попробуют Кащея в полон взять… а дружина ему, Игорю, пока еще живой надобна.

Опять же, и верно — то-то Василисе будет сполоху, коли пробудится с милым дружком под бочком… а у изголовья муж законный стоит! И прямо сонную — Кащею в охапку, да прочь из терема! Кабы еще лужу под себя не напустила, змея подколодная!

Игорь злорадно хрюкнул.

Конечно, рассчитывать на то, что Кащея Бессмертного не узнают, не приходится. Да с кем его спутать-то можно? От царской ризы старик, правда, избавился, переменил одежу на легкий плащ с капюшоном, но что ж с того? Такую рожу ни с чьей больше не смешаешь. Да и корона по-прежнему на башке — а она такая у одного Кащея, больше никто пока не додумался венец из железа носить. И чего он золотой не обзаведется — в казне-то, чай, не пусто?

— Чего ты золотую-то корону не носишь? — тут же спросил Игорь.

— Золотые да серебряные у всех, — равнодушно пожал плечами Кащей. — А железная — только у меня. Золото пусть лучше в казне лежит, от чужих глаз подальше. Там оно сохраннее.

Крылатый змий опускался к ратичскому кремлю витушкой, описывая все более малые круги. Внизу все было спокойно — явления нежданных гостей из поднебесья никто не заметил. Сторожа на городской стене и у ворот даже не шелохнулись — за окрестностями следили пристально, но сверху, из-за туч, нападения никто не ждал. Да и кто ж оттуда напасть может, кроме птиц да ангелов Господних?

Только Кащей Бессмертный.

— Сделай такую милость, завези-ка меня сначала во-о-он к тому оконцу, где огонек виднеется, — попросил Игорь. — То Кирилла-Грамотея горенка — допрежь Василисы хочу с этим иудушкой словечком перекинуться…

Кащей равнодушно пожал плечами и повернул змия налево.

За распахнутым окном еле слышно поскуливала собака, да раздавался протяжный крик козодоя, гоняющегося за мошкарой. У стола, освещаемого лишь колеблющимся пламенем свечи, сидел бледный тощий паренек с впалыми глазницами — Кирилл Патрикеич, шурин князя Игоря. С малых лет младший сын боярина Патрикея не интересовался ничем, кроме книжных премудростей, — ни на охоту съездить, ни забавами молодецкими потешиться…

Губы Кирилла медленно шевелились, воспаленные веки болезненно жмурились и моргали. Гусиное перо торопливо бегало по шершавым листам, время от времени заглядывая в глиняный пузырек с чернилами. За сегодня чернильница доливалась уже дважды — работа спорилась.

Однако ж рядом лежал плат, испещренный кровавыми пятнами. Его владелец то и дело заходился в диком кашле, прикладывал платок ко рту и возвращал его обратно — со свежим пятном.

Молодой писец спешил. Уже много месяцев Кирилл чувствовал себя больным и усталым — еда не лезла в горло, то и дело накатывала неудержимая сонливость и этот мучительный кашель. Все кругом обрыдло — успеть бы окончить труд, прежде чем окажешься в домовине…

Где-то в глубине души нестерпимо зудело чувство стыда — с тех пор, как доверчивый Игорь покинул город, Кирилл не переставал корить себя, что поддался на уговоры сестры. Ей-то что — она сызмальства исхитрялась на все лады, козни строила против всех подряд, интриганка вавилонская…

А ему лишь бы успеть книгу закончить — больше ништо от этой жизни не надо. Потому и сдался — сыграл роль неприглядную, убедил князя, что Кащей в его беде виноват…

Кирилл тяжело вздохнул и вновь продолжил скрести перышком. Вопреки собственной воле на полях рукописи то и дело объявлялись незваные фразы, объявляющие читателю мысли пишущего:

…Господи, помози рабу твоему Кириле скоро писать!..

…охъ уже очи спать хотятъ…

…о святой Никола пожалуй избави кашлю кровяного мочи уж нету…