Преданное прошлое

В течение двух с половиной часов я сидела тихо как мышь, избегая смотреть на Идриса. Пила крепчайший кофе и не сводила глаз с профессора, который перелистывал книгу и рассматривал ее с разных сторон. В какой-то момент он даже достал увеличительное стекло, потом небольшой словарь. Халид все время что-то бормотал и напевал, потом снял свою кепочку, обнажив прическу типа «внутренний заем», почесал затылок, потом снова забормотал по-арабски, потом по-французски, потом что-то сказал Идрису, а тот не стал мне переводить. После чего профессор засмеялся и перекинул несколько страниц назад, словно отыскивая конкретное место, чтобы прочесть вслух. И только потом наконец встретил мой озабоченный взгляд и широко улыбнулся:

— Настоящая.

— Или, может быть, это классная подделка? Липа?

— Ma chere Julia, она такая же настоящая, как вы или я. К этому времени у меня уже немного кружилась голова — от голода и ужаса. Я была настолько не в себе, что вполне могла оказаться ненастоящей.

— Извините, вы не могли бы поподробнее?…

— На свете не существует — насколько мне известно — ни единого свидетельства ни на каком языке, написанного пленной женщиной, попавшей к корсарам из Сале на самом раннем этапе их разбойной деятельности, еще до того, как здесь появился независимый диван, местное правительство. А тот факт, что записи, по всей видимости, сделаны ее собственной рукой, превращает данную книгу в бесценный, уникальный артефакт. Сиди аль-Айячи — известная историческая личность, его жизнь хорошо задокументирована, я не раз встречался с упоминаниями о нем в своих исследованиях, а там имеются также ссылки на его помощника по имени Сиди Касим бин-Хамид бин-Муса Диб, так что, когда я встретил здесь это имя, был просто поражен.

— Кто? — переспросила я, хмурясь.

— Касим бин-Хамид бин-Муса Диб, которого в легендах именуют также Джинном или Шакалом. «Диб» на арабском как раз и означает «лиса» или «шакал». И еще называют человеком родом из Андалусии. По всей видимости, он был из морисков, испанских мавров, изгнанных из Испании Филиппом III. Как свидетельствуют исторические источники, его семью истребила инквизиция, а сам он вернулся в Рабат. Корсарскому делу он обучался под руководством печально известного голландца Яна Янсена, известного также как Мурад-раис, когда тот стал адмиралом здешнего флота, базировавшегося в Сале. Потом и сам он был избран раисом — капитаном корабля — и начал вести газават, священную войну против врагов пророка. Здесь имеются данные о нем, до сих пор никому не известные: например, что он был гораздо более тесно связан с одиозным английским пиратом Джоном Уордом, нежели с Яном Янсеном, что это он водил свой флот к английским берегам в 1625 году, что он был гораздо более образованным и культурным, чем повествуют легенды, и вообще был весьма сложной, неоднозначной фигурой.

— Вы говорите о нем с таким уважением, какого, как мне кажется, пиратский предводитель не заслуживает.

Халид улыбнулся:

— То же самое можно сказать о вашем Робин Гуде или вашем Фрэнсисе Дрейке и, конечно же, о Ричарде Львиное Сердце. Герой в одной культурной традиции является негодяем в другой — все зависит от того, на чьей стороне вы сами. История — штука весьма хитрая и легко деформируемая. Обычно ее пишут победители.

— А мне всегда нравился Саладин, — тихо сказала я.

— Еще один великий гази — но в отличие от вашего Ричарда милосердный к побежденным.

— А то, что касается вышивки, — может ли это оказаться правдой, что Кэтрин учила местных женщин своим приемам?

Халид развел руками:

— В этой сфере, боюсь, я не специалист. — Он наклонился вперед. — Но записи в дневнике обрываются совершенно внезапно. Вам известно, что с ней происходило дальше, с этой Кэтрин Триджинна?

— Да, имеются кое-какие дополнения… — И я показала ему ксерокопии, что Майкл оставил для меня в риале.

Профессор буквально залпом проглотил пару страниц, потом перевернул их, рассчитывая узнать больше.

— Но где же остальное? Это несправедливо — оставить меня без продолжения, буквально в подвешенном состоянии! Молодой человек, что последовал за ней сюда, — ему удалось добиться успеха и выкупить Кэтрин? Она вернулась с ним домой?

— Не знаю, — призналась я.

— Но мы непременно должны это выяснить! Мне ужасно хочется прочитать все записки этого, — он вновь просмотрел первую страницу, — Роберта Болито.

— Его письма у одного моего друга, — неуклюже сообщила я.

— Ну тогда все очень просто. Отлично! Мне не терпится прочитать их. А пока что, Джулия, скажите-ка: что вы собираетесь делать с этой книгой?

— Еще не знаю, — неуверенно ответила я. — А как по-вашему, что мне с ней делать?

У профессора заблестели глазки.

— Это сокровище, в нем содержатся уникальные свидетельства, взгляд изнутри на историю моей страны. Будет настоящая трагедия, если она пропадет. Я бы очень хотел как следует заняться ее изучением, может, подготовить доклад, статью… может, даже собственную книгу.

Ну что же, по крайней мере он говорил откровенно.