Преданное прошлое

Он отвернулся. На полу лежал предмет, который он туг же узнал. Он наклонился и поднял книгу, припомнив, как ощущал ее в ладонях в последний раз, перед тем как подарил Кэт в прошлом году на день рождения.

Открыл фронтиспис, и там, ясная как день, красовалась его подпись: «Маей кузине Кэт. 27 майя 1625 года». Меньше года прошло. А казалось, целый век. Глаза ему щипали слезы, как раскаленные иголки. Это все-таки должно что-то означать, если Кэт сохранила его подарок, пронесла через все, что ей пришлось пережить. Роб полистал книгу и удивился, обнаружив везде на полях ее записи, сделанные гораздо более аккуратным и мелким почерком, чем можно было ожидать от его упрямой кузины, с которой так сложно найти верный тон. Он рассматривал рисунки и схемы, вертя книгу и так и сяк, потом его взгляд задержался на одной фразе, зацепившись за собственное имя: «Роб заставил миня паклясться, что я никаму ни скажу пра пиратов». Он стал читать дальше и наткнулся на «…навсигда застряну в Кенджи в супругах маего тупого кузена Роберта и буду жить в лачуге за коровником, вся раздавшаяся, каждый год биременная новым рибенком. И буду патом растить эту банду атродьев и памру в бизвеснасти. Дажи думать ни магу об этом! Нада мне атсю-да сбежать». Он вмиг вспотел. «Мама тожи балеит, а я ничиго ни магу для ние сделать. Нам ни хватаит света и чистава воздуху…» Это по крайней мере уже выглядело более знакомым сюжетом, знакомым по его собственным злоключениям. Оставался вопрос, выжила ли Джейн Триджинна: рядом с этой фразой он не нашел больше упоминаний о ней. Потом ему на глаза попалось другое: «Как мне жалка, что я ни послушалась добрава савета Энни Бэдкок и ни уехала дамой, в Кенджи, вмести с Робом…»

Тут у него перехватило дыхание. Нет, в конце концов у них все будет в порядке, все образуется. Желая найти новые подтверждения этой мысли, он слова полистал книгу, пока не наткнулся на еще одну запись: «И вот типерь я лижу тут, в каюте пиратскава капитана…»

Роб захлопнул книгу и сунул себе под рубашку. Никто не должен это видеть, подумал он, холодея от ужаса. Когда я заберу ее отсюда, мы это сожжем или выбросим за борт и никогда не будем вспоминать об этом, когда поженимся. Он пошел к двери, отшвырнув с дороги пытавшуюся что-то ему сказать Латифу.

— Выпей!

Холодная вода коснулась ее губ. Кэт заморгала и открыла глаза. Низко над ней склонилось лицо, черты расплывались, оно было слишком близко, она никак не могла сфокусировать взгляд, но лицо темное и глаза черные как уголь. Пальцы нежно погладили ее по лбу, легонько похлопали по щекам.

— Кет-рин, Кет-рин, очнись.

Куда она попала? Что происходит? Странные образы толпились в голове, образы корабля, плывущего по морю к зеленеющей вдали земле, ее кузен Роб у руля. Увозит ее куда-то…

Она с трудом села, ухватившись за руку, что прикасалась к ее лбу, пальцы судорожно впились в его ладонь.

— Не отпускай меня, я не хочу уезжать!

Голос звучал жалко и тоненько, совсем как тогда, когда ей было лет шесть и она умоляла, чтоб ее не заставляли навещать дядю и тетку. Ей ужасно не нравился сейчас ее собственный голос.

Рука крепко ухватила ее пальцы. Потом он их поцеловал.

— Ох! — Она обернулась и, прежде чем успела прийти хоть к какой-то рациональной мысли, уже ответила на этот поцелуй, прижавшись губами к его губам.

Поцелуй получился совсем не такой, каким ее тогда силой наградил сэр Джон Кил игру; тогда были сплошные колючие усы и язык, от которого разило табаком и пивом. Этот поцелуй пах травами и мятой, и ей вовсе не хотелось его прерывать.