Преданное прошлое

В конце концов раис отодвинулся, держа девушку на расстоянии вытянутых рук.

— Что ты сказала, Кет-рин? Ты в свой уме? Или еще затмение?

Сфокусировав наконец взгляд, она забеспокоилась. Сложив руки на коленях, некоторое время не отрывала от них взгляда, пытаясь соображать. Повисло молчание как занавес. Мысли, неуклюжие, но быстрые, заполнили ей всю голову. Она ведь еще никогда в жизни не целовала мужчину по | собственной воле. И отнюдь не ожидала, что это произведет на нее столь сильное впечатление. Ощущение было такое, словно от этого прикосновения у нее горит кожа, вся кожа. Наконец, заставив себя хоть немного сосредоточиться, девушка спросила:

— Значит, я больше не твоя раба?

— Я освободил тебя. Ты теперь сама свой собственник, сама должен делать выбор. — Сиди Касим помолчал, потом добавил: — Сказать правда, я думаю, теперь я твой раб.

Она снова опустила глаза, стараясь подавить улыбку. Потом все же улыбнулась.

— Если я останусь, я должна буду перейти в ислам?

— Если ты будешь моя жена, Кетрин, то да. Но ты можешь остаться как свободный женщина, жить под моя крыша и продолжать свой работа, заработать деньги, и я не буду к тебе касаться, если ты так хочешь.

— Ты сделаешь меня своей женой?

Касим кивнул:

— Хочу всем сердцем.

— Своей единственной женой?

— Одна вполне достаточно.

— Мне казалось, ты собираешься жениться на своей кузине Хадидже.

Он рассмеялся.

— Думаю, эта история придумал сам Хадиджа. — Он прижал ее руку к своей груди, чтоб она почувствовала, как сильно бьется его сердце. — Ты пойдешь за меня замуж, Кет-рин Триджинна?

Она смотрела на него безумными глазами. Если так, то она должна будет сменить веру и быть проклятой навсегда, навеки — так уверяли все догматы ее религии. Она станет предателем, вероотступником, еретиком. Выбор, однако, был неясен изначально: Кэт даже не понимала, остается ли она по-прежнему христианкой в сердце своем, потому что она чего-то лишилась во время морского перехода, да и потом, в тюрьме для рабов. Она понимала: для того чтобы принять взвешенное решение, нужно учесть все, что свалилось на нее в этот день — Роба, свое освобождение, руку и сердце этого чужого человека, открывающееся перед ней будущее мастерицы-вышивальщицы, — и провести долгий день и еще более долгую ночь в размышлениях над вставшим перед ней выбором.

Она понимала, что должна, но не могла… Слишком много мыслей — и она просто сойдет с ума. Глубоко вздохнув, девушка сказала, очень быстро, пока не подвел голос:

— Я останусь здесь и буду твоей женой, Касим.

Именно в этот момент во двор вышел Роберт Болито. Он не слышал слов Кэтрин, но поза, в которой находились оба, стоя на коленях возле фонтана, никакого другого толкования не позволяла. Роб почувствовал, что вторгся в чужой мир, нарушил интимную связь, на которую спокойно смотреть не мог. Тупая боль пронзила сердце, ноги приросли к земле; весь его мир словно перевернулся, встал с ног на голову.

— Кэтрин!

Он видел, как она резко обернулась, отпрянув от корсарского капитана, отметил, как сияют глаза и пылают щеки, — сейчас она выглядела падшей женщиной, каковой, в сущности, уже стала.

— Кэтрин, позволь мне спасти тебя, едем вместе домой! Ты ничем не связана с ним, что бы он ни говорил!

Кэт уже поднялась на ноги, вуаль упала с волос ей на лицо и теперь колыхалась, как пламя.

— Меня не нужно спасать, Роберт Болито. Я сама делаю свой выбор. Совершенно свободно. Так что когда вернешься в Кенджи, можешь сказать всем, что я по собственной воле решила остаться здесь, и по весьма веским причинам, которых ты никогда не поймешь.

— Ох, я прекрасно все понимаю? — горько сказал Роб, глядя в сторону пирата, все еще стоявшего на коленях. Когда он вновь заговорил, то голос звучал громко и очень четко — такого Кэт от своего простака-кузена никогда не слышала: — Не знаю, попаду ли я когда-нибудь снова в Кенджи, а если попаду, то будет для меня там работа или нет. Я уехал без разрешения сэра Артура. Я сел на первый корабль, который мне попался, зная и понимая при этом, что спутался с мошенниками и негодяями, которые запросто могут меня ограбить и отправить мое безымянное тело прямо за борт. Лучше бы они так и сделали, если принять во внимание те сомнительные блага, которые принесло мне то, что я остался жив. Я вез с собой кольцо моей бабки. Я говорил себе, что когда увижу тебя в следующий раз, то надену его тебе на палец как обещание, что с тобой больше никогда не произойдет никаких несчастий. Однако… — Голос Роба оборвался. — Его украли у меня, точно так же, как деньги и свободу. Кэт, я любил тебя всю свою жизнь, и я знаю, что и ты меня любишь. Мне нет дела до того, что ты обесчещена, я возьму тебя такой, какая ты есть. Я женюсь на тебе и буду заботиться о тебе, а если у тебя будет ребенок и он родится с темной кожей и черными глазами, это будет наш крест и мы будем вместе нести его. Видишь, я все обдумал и говорю тебе откровенно: у меня не осталось ни капли гордости и чести.

Неважно, что он с тобой сделал, не важно, что произошло, я все тебе прощаю.

Руки Кэт сжались в кулаки.