Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

Во-первых, он вынужден ездить на скутере в дождь в условиях плохой видимости. Поэтому рискует попасть в аварию. Это из-за нее, потому что она не дает ему машину Ричи. Послание гласило: «Если я навернусь со скутера и поломаюсь, замочу на хер эту тварь Фрэнсис вместе с ее сыном. Я чего, должен вот так ездить? Скажешь ей так. Скажешь, что я очень зол. Что мне плевать на ее „поживем — увидим“, если я навернусь, то шлепну кого-нибудь из ее детей».

В том же разговоре он несколько раз грозился убить и саму Соню. Я донесла до нее все, вместе взятое.

— И? — спрашивает он.

— Она не сможет дать машину. Она ее продала.

Вим расходится не на шутку. Она не делает того, что он велит? Даже когда он угрожает ее детям? Он удивлен. Он-то думал, что Соня не станет рисковать детьми и отдаст машину. Это обычная картина, к которой он привык: она делает все, что ей сказано. Так было бы и сейчас, если бы мы с Соней не решили подначить его, чтобы записать его реакцию.

— Кому она ее продала?

— Она тебе не скажет, потому что ты пойдешь к этому человеку.

Мысли Вима написаны у него на лице: как это, она вообще отказывается повиноваться? Что она замышляет?

Я говорю, что передала ей насчет того, что убьют и детей, и ее саму, и что Соня ответила, что ей уже все равно — ее и так всю жизнь терроризировали.

— Ладно.

Затем я передаю ему реакцию на второе послание — о том, что если из-за разговоров Фрэнсис его привлекут за убийство Кора и посадят, он потянет Соню за собой и скажет Департаменту юстиции, что заказчицей была она.

Соня отреагировала так: «А как ты думаешь, почему Кор так долго в живых оставался? Потому, что я ему все сливала насчет Вима».

Такого братец не ожидал. Некоторое время молчал.

— Ну что за тварь гребаная, а? — наконец проговорил он изумленно.

— Да уж, теперь-то я врубилась. Она все это время двойную игру вела, — отвечаю я.

Он все еще не может в это поверить и тихо бормочет:

— Не может быть!

В его глазах я замечаю тень сомнения. Все эти годы он не понимал, что Соня играет на два фронта. Он в полном смятении, он не может поверить, что всю дорогу у Сони были собственные мотивы и она отнюдь не всегда жила в соответствии с его указаниями. В то же время он лучше, чем кто-либо еще, знает, что такое двойная игра.

— Ну надо же, сука какая!

До Вима внезапно доходит, что он не всегда был у руля, и, вполне возможно, не рулит и сейчас. Раз Соня без его ведома докладывала о его делах Кору, значит, могла докладывать и кому-то еще? По собственному опыту он знал, что когда угрозы становились для его жертв невыносимыми, они шли на крайние меры и обращались в Департамент юстиции. Такое может быть? Соня, которая всю дорогу была тише воды ниже травы?

Вим почувствовал, что утрачивает контроль. Но он хотел избежать любой возможности двойной игры со стороны Сони в будущем.

— Я хочу, чтобы ты передала ей еще вот что: не дай бог, дело коснется моих родных… И скажи еще, что она для меня значит так же много, как и мой младший братишка Герард.

Вим и Герард не встречались уже много лет. Вим списал его со счетов. Обычно он говорил, что его очередь — только вопрос времени и денег, и делал «пистолетный» жест. А теперь он списал со счетов и Соню, и ее участь была определена.

— Скажи ей, что я с этим закончил.

То есть будь начеку и бойся за свою жизнь.

Мысль о том, что Соня все эти годы вела собственную игру, а выяснилось это только сейчас, не дает ему покоя. Это значит, что она может попробовать укрепить свои позиции и сдать его полиции. По лицу Вима заметно, что он мучительно соображает, как быть. Он останавливается, наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Если она заговорит о Коре, у нее будут проблемы.

Это единственный случай, когда он произносит имя Кора. Эти слова передают его страх, что Соня заговорит о Коре, он ведь знает, что ей есть что рассказать. Что убийца Кора — он. Хоть бы моя аппаратура все это записала, думаю я, пока он разглагольствует дальше.

Но на записи мне нужно несколько больше, чем просто его реакция. Ему и мне понятно, что она подразумевает, но этого может быть недостаточно для полиции. Надо сделать так, чтобы всем слушателям было совершенно ясно, о чем идет речь, что сейчас обсуждается. Но я не хочу уточнять сама, чтобы он не мог потом заявить, что его спровоцировали и поэтому в качестве улики эти записи ничтожны. Так что я просто коротко замечаю:

— Проблем из-за нее может прибавиться.

Мы с ним знаем, что эта «проблема» — приговор за убийство Кора, который он рискует в конце концов получить. Этих моих слов достаточно, чтобы вернуть Вима к вопросу о том, как он относится к полицейским стукачам:

— Вот что, Ас, я прямо сейчас начну с этим разбираться.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза