Предчувствие

Наконец Петр очнется, а трое его спутников выйдут в коридор – не то предоставляя нашему герою возможность причесаться и переодеться, не то и вправду заинтересовавшись заоконными декорациями с солнечной стороны. Принимая во внимание манеры соседей Петра по купе, не скроем, что первый вариант мы готовы назвать более убедительным. Однако не станем ничего больше сообщать о них, а обратимся к главному действующему лицу.

Как описать его завтрашний день? Утро словно бы начнется позже должного времени, опоздает на несколько суток. Но все же сон наконец станет сползать с окружающих предметов. Попросив у проводника кофе и печенье, невыспавшийся протагонист отдернет смятую занавеску и станет хмуро следить сквозь стекло за низкорослыми черными домишками, покосившимися столбами и деревьями. Они будут пролетать все с той же неимоверной быстротой – слишком стремительно, чтобы подчиниться желанию всмотреться в них. Стволы и листья сольются в плотный, непроницаемый фон, лишь некоторые верхушки будут прочерчивать над вытянутым пятном тонкую пунктирную линию. И столь же зыбкие отражения в бегущих лужах. Деревья покажутся затихающими звуками, которые, слишком быстро отзвучав, уже не дадут возможности себя переслушать, умрут. А что, если заменить все надгробия на деревья? Сопровождать каждую новую смерть лишь саженцем на могиле? Какой красивый это будет ритуал! Стволы заменят памятники, а ветви – погребальные венки. Необязательно сажать только кипарисы. Лучше избежать ненужной символики. Впрочем, когда-нибудь потом все равно придется вырубать иссохшие леса и сажать новые. Могильник сохранит свои главные признаки. Представьте нескончаемые повозки с сучковатыми бревнами и колтунами веток, серо-прозрачные джунгли утренних сумерек, километры руин, остовы колонизированных бурьяном колоннад, горы мусора. Широкие плато, усыпанные костями древних зданий и построек. Смотровые площадки истории. Нет сил продолжать этот невыносимый ряд.

С каждым новым глотком кофе к нему будут возвращаться силы. Как ни странно, именно опостылевшая серость законных пейзажей заставит Петра воспрянуть духом. Подернутые ленивой усталостью глаза засветятся знакомым нам пламенем. Звуковые шлейфы, тянущиеся за звоном колес, покажутся развевающимися знаменами его победоносной, героически стойкой армии. Нет-нет, радость не выветрится ни поездными сквозняками, ни нескончаемой ворчбой, ни глупыми галлюцинациями. Сокровенное желание и близость к его исполнению не должны быть омрачены мелочами. Он не придаст им сколь-либо серьезного значения – так машинист не станет обращать внимание на слепней, разбивающихся о лобовое стекло. Ликование будет только разрастаться, начнет просвечивать сквозь тело. Не так уж важно, чтó впереди – блаженства или бедствия, – главное, что они будут свершаться не в почти исчезнувшем «там». Эта вырванная у времени награда дороже любых мучений. Ждать уже недолго!

И вдруг по краям широкого стола снова рассядутся ангелы. Их зоркая беззлобность, блеск их серебряных перьев. Какие необычные, нептичьи глаза. Но что эти вестники сжимают в когтях? Каждый – что-то особенное. Как разглядеть эти предметы в белесом тумане? Странные гонцы, своими клювами они подтолкнут дары в его сторону. Что же? Он различит свечу и крохотный серп, еще что-то. Но вдруг все пространство встряхнет, и птицы исчезнут, как осколки болезненного сна. Лишь несколько прощальных взмахов, или даже и их не будет.