Петр вскочит, чтобы сделать что-нибудь. Неизвестно что. Но его глаза сами собой, словно по какому-то странному приказу, закроются. «Это вопрос ко мне?» – не к месту произнесет он каким-то отрешенно-недоверчивым тоном, обращаясь неизвестно к кому. Странное, внезапное опьянение. А снова разомкнув глаза, он обнаружит белых птиц на месте сидевших за столом литераторов. Опять эти вестники. Смерти? Спасения? Они не ответят. Он и не решится спросить. Наконец поймет, чего они ждут от него. Вновь принесут в когтях странные предметы. Станет ясно: это четыре символа, три из которых ложны. Нужно, рискуя ошибиться, все-таки выбрать правильный. Какое неясное испытание. Попробует найти в их глазах подсказку – и вдруг не различит былой мудрости во взгляде, только что-то жутковато-птичье, уродливое, чужое. Нет, их глаза не встретятся. Птицы будут словно огибать его взглядами. Что же выбрать? Свечу, нить, кольцо? Или серп? Нет, все-таки протянет руку к свече, к шевелящемуся огню. Но в последний момент отдернет руку, словно обожжется, боясь ошибки. Тогда сидящий во главе стола вестник качнет головой. Как будто бы даже произнесет: «Не время». И они разлетятся. Их полупрозрачные пернатые руки. Их изогнутые, железные клювы. Их развевающиеся на ветру длинные косы. Их хрупкое скольженье. Так и не успеет понять, чем будет испытываемое к ним чувство – отвращением, страхом или любовью. Сказочные птицы уже исчезнут, взмыв в пустоту. Лишь их тени успеют нарисовать несколько мглистых иероглифов под сводами белоснежной крыши. Сверкающие, едва слышно кричащие точки.
Часть третья. Почти та же столица
Эпизод пятнадцатый,
Наконец наступит весна. Раздастся щебет птиц, сквозь тучи пробьется лучащаяся, чистая лазурь; на смену шубам и кашне придут легкие куртки и распущенные волосы; на набережных снова появятся влюбленные парочки; в который раз беспечные вереницы, поглощая сахарную вату и пончики, выстроятся за билетами на замызганные речные трамвайчики; над грязной водой склонятся меланхоличные рыбаки; даже владельцы домашних животных перестанут казаться совсем уж жалкими; бродячие музыканты облюбуют тротуары, развлекая расстроенными аккордами пролетающих мимо кокеток; во дворах покажутся гоняющие мяч ребятишки; на клумбах распустятся тюльпаны; пыльца заставит несчастных аллергиков беспрерывно чихать. Все заколышется, зашелестит, заблагоухает. Но нет, не подумайте, это будет вовсе не первая весна со времени появления нашего героя в Столице. С тех пор пройдет уже, поверите ли, пять, а то и шесть лет. Годы чем-то будут отличаться друг от друга, но не так-то просто объяснить, чем именно. Не станем и пытаться. Что-то произойдет за это время, что-то продолжит происходить, что-то непременно будет пытаться произойти. Все сцепится в плотную паутину, спрессуется, как соль на дне высохшего озера. Петр соберет целую пригоршню серебряных зерен и подбросит неровные жемчужины в небо. Мерцающие в пустоте точки: вообразите их тусклый блеск.