Предчувствие

А пока отмотаем ленту магнитофона назад и взглянем еще раз на седьмой эпизод. Вспомните это: «Наконец, переждав беготню, Петр выйдет наружу, медленно устремившись навстречу заштрихованным моросью кварталам. Вернее, сперва окажется внутри необъятного железнодорожного храма с зарешеченным куполом. В сгустке теней. Раздающийся из репродукторов речитатив станет ударяться о стены и витрины, множиться в отражениях, менять тембр, обрастая новой каменно-стекольной резкостью…» Сколько пророческой горечи послышится в этих словах! Сколько раздора! Воздержимся от чрезмерного нарциссизма, но веселого ныне и правда будет все меньше. Точнее, шутки не иссякнут, но станут чем-то вроде дырявого покрывала, тщетно пытающегося скрыть болезненную нищету обстановки. Анекдотом, которому никто не засмеется. Или же ухмыльнется, но уже безо всякой веры в смех. Да, радостного и вправду будет мало. Теперь Петр будет проводить все дни у изголовья кровати, на которой скоро успокоится Альма.

Эпизод шестнадцатый, по большей части он будет представлять собой цитату из мало кому известного поэтического текста

Минуту внимания! Впервые мы готовы представить на ваш суд стихотворение Петра Алексеева. Это давний его текст, написанный еще до переезда в Столицу и впоследствии принятый к публикации редакторами уже не раз упомянутого и безвременного почившего журнала «Гуманитарная прагматика».

* * *

силуэты в брезентовых дождевиках
прорастут волокнистыми лицами.
рассеиваясь,
туман обнажит
их рельеф, их извивы,
их чарующую хромоту.
и еще –
серебристые стволы их винтовок
(иней скроет ржавчину).
скоро, очень скоро
все съежится,
похороненное льдом.
на долгие месяцы
все покроется густой белизной.
как идеально точное отражение моего слабоумия.
профили исчезнут.
винтовки не выстрелят.
но мир продолжит
едва слышно говорить,
забыв о слушателе.
произносить неясные слова –
плаксивым, спотыкающимся голосом.
вязкая пена не перестанет
дыбиться.
а слушатель провалится
в сон
под аккомпанемент
грохочущей в наушниках музыки.
я буду этим слушателем?
гм.

Что ж, знатокам эта манера письма едва ли покажется откровением. Вместе с тем внимательные читатели отметят не лишенную любопытства смесь вычурных метафор и поэтической лаконичности, тягу к назывным предложениям, наконец – нарушающую привычный декаданс иронию. Воздержимся от более детального комментария. Отметим только, что определение «неофутуристический», предложенное критиком Шакуршиновым, по меньшей мере неоднозначно.

Самому Петру уже разонравятся и сам текст, и еще больше идея его публикации. Единственным оправданием стихотворения останется его грамматика. Но как раз до этого аспекта никому из читателей не будет ровным счетом никакого дела. Не страшно, Петр сможет пережить это безразличие. Произойдут и куда более недобрые события. Продолжим.

Эпизод семнадцатый, он будет повествовать об угасании Альмы

Мысли, двоеточие. Затем текст с новой строки. Он станет четче, если прочесть его вслух несколько раз. Но, кроме Петра, никто, конечно, не станет тратить на это время.