Предел прочности. Книга третья.

- Что… что… что, - твердит на одной ноте Мария Луиза. Понимаю, о чем она хочет спросить: как нечто подобное может ходить? С такими ранами не то что передвигаться, жить противопоказано. Но вот оно – упало на пол, и продолжает шевелиться, пытаясь встать.

- Что это… такое?

В сложившейся ситуации искать ответы бесполезно, а главное – опасно для здоровья. Поэтому отвешиваю звонкую оплеуху Малу, и та наконец реагирует: смотрит на меня злым, полным ненависти взглядом.

- Бегом! – ору ей в лицо, дергаю за руку. В этот раз женщина слушается, с трудом поднимается с пола. Не даю Малу времени на раздумье, тащу вслед за собой, ощущая острые коготки, до боли впившиеся в кожу. Будь её воля, разорвала бы меня «отманикюренными» коготочками на мелкие кусочки, не хуже того же Палача. Забавно, но именно сильное чувство неприятия её и спасает. Спасает от всей той херни, что творится кругом. Не дает возможности спятить или окончательно и бесповоротно впасть в истерику. Кто другой на моем месте мог бы и не поднять Марию Луизу: хоть пнув, хоть трижды отвесив пощечину. А я словно желанное топливо для организма, заставляю двигаться вперед. Только как бы не придушила на финише… А пока продолжаем бежать.

До спасительного выхода остаются считанные метры, когда звучат первые выстрелы. Стреляют со стороны парковки, куда так стремимся попасть. Замираю в нерешительности, но всего лишь на несколько секунд, после чего влетаю в распахнутую дверь. В конце концов, какая разница, где помирать.

- Ищейка, слева! – орет старик. Толком ничего не видно, поэтому стреляю наугад в копошащуюся кучу мусора. Три коротких выстрела успокаивают неведомое существо у красного пикапа. Им вторит целая очередь, выпущенная из винтовки – старик палит широко, с размахом, выбивая стекла, оставляя рваные дыры на капотах и дверцах автомобилей.

Парковка забита транспортом: легковым и грузовым, на антигравах и пневмашинах, гражданского и военного назначения, встречаются даже пузатые броневики. Машин слишком много, столь же много, сколько и отбрасываемых ими теней. И в каждом уголке, под каждым днищем мнится притаившийся враг.

- Валим отседова! – и снова очередь. Старик успел подняться выше и теперь палил от самого шлагбаума.

Понимаю, что замерли с Малу, стоим словно влюбленная парочка в парке, за ручки держимся. Только вот старушка моя не просто ладонь сжала, вцепилась со всей мочи, так что кости трещат. Эх и дурная…

Тяну за собой, и мы бежим снова, вдоль бетонной стены. Оно так может и дольше, но все надежнее, чем срезать путь через парковку, где не твари, так разошедшейся старик шальной пулей зацепит. К тому времени, когда достигли шлагбаума, он успел сменить два магазина, выбросить лишившуюся боекомплекта винтовку и перейти на пистолет.

- Долго вы, голубки, - констатирует старик, стоило оказаться поблизости. Лицо Малу мигом исказила гримаса злости. Она отшвырнула мою руку, и принялась активно вытирать ладонь. Моя может тоже вспотела, но я-то цирк с конями не устраиваю при посторонних. А эта мадам только что не плюнула в мою сторону.

- Теперь на волю, любезные: на травку зеленую, под небо голубое.

На счет лужайки старик ошибся – под ногами голый асфальт, а вот небо и вправду выдалось светло-синим, с редкими вкраплениями облаков. Солнце клонилось к закату, отражаясь от многочисленных зеркальных поверхностей: стен домов, окон, водной поверхности речного канала - зайчики играли активно, то и дело ослепляя глаза. И никого вокруг: ни пешеходов, ни проносящихся мимо машин: город на осадном положении.

- Нужно срочно выйти на связь с нашими, - заявила Мария Луиза, стоило пересечь дорогу и остановиться в тени высокого здания.

- С вашими? – удивился старик. – Любезная, в этом городе держит мазу, кгхм, заправляет всем первая республиканская, а «ваши» здесь далеко не в почете. Только попробуете стука… связаться, и гвардия тут же повяжет под белы рученьки. Здесь вам не гражданка, город на военном положении, вся сеть под колпаком.

- И что? – удивилась Мария Луиза, – пускай гвардия. Лично мне скрывать нечего, все расскажу, как есть.

- И что же вы расскажете, любезная?

- Я вам не любезная, уважаемый…, не знаю как вас звать, да и не больно хочется, - к Малу вернулось утраченное самообладание. Отсюда квадратное здание полицейского участка казалось далеким кошмаром, полузабытым сном, навеки запертым в глубинах подсознания. Было и прошло… Над головой светило солнышко, дул теплый ветерок, жизнь вновь стала ясной и понятной. – Расскажу все, что видела.

- И что же вы видели, - продолжает настаивать старик. – Как ваш напарник выстрелил маленькой девочки в голову, а та поднялась?

- Он мне не напарник.

- Не в этом суть, любез…, кгхм, - поправился старик. - Как думаете, они поверят вашим россказням, когда по факту распотрошено целое отделение, а из выживших две ищейки и беглый уголовник? Вас запрут в клетку, будут пытать и бить, пока не выбьют нужные показания, а потом изуродованную и сломанную вернут обратно.

- Они не посмеют, я урожденная…