Предел прочности. Книга третья.

- Посмеют, поверьте, и не таких ломали. Вы всего лишь кусок перхоти на грязной голове. Как там бишь графа звали, которого полгода назад задержали за нелегальное пересечение границы? Вылечили? Почки нормально функционируют или до сих пор кровью мочится? - старику с превеликим трудом давалась нормальная речь. Феня иномирья сама просилась наружу и приходилось совершать немалые усилия, дабы не сорваться на привычный жаргон. Отсюда медленная скорость и паузы в словах.

- И что вы предлагаете?

- Отсидеться. Есть у меня одна ха… квартирка неподалеку. Забьем кишки, выспимся, а там и планы городские изучим, как лучше до ваших добраться. Я может не все посты и разъезды знаю, но человек опытный, нюх на это дело имею особый.

- Оно и видно, - пробурчала задумчивая Малу.

Я же не раздумывал ни секунды. Не нравился мне наш спутник с уголовным прошлым, а может статься, что и с настоящим. Товарищ авторитетный, не зря Щепа его побаивался, да и гвардия именно к нему на «перевоспитание» бросила. То же мне, учитель… уж точно не словом добрым науку преподает. И старческая внешность в заблуждение не вводила, стоило заглянуть ему в глаза. Плохие глаза, нехорошие, не ягненка, но хищника.

- Мы как-нибудь сами доберемся.

Глаза собеседника сощурились, но отнюдь не подслеповато, как это бывает с пенсионерами, а как у стрелка, прикидывающего расстояние до цела.

- Нехорошо поступаешь, паря, или забыл, что обещал.

- Я обещание помню и слово свое держу. Договоримся о встречи на нейтральной территории, а здесь наши пути разойдутся

И тут все испортила Мария Луиза. Она из одного чувства противоречия категорически отказалась от моего плана.

- Ты города не знаешь, Воронов, а куда-то переться собрался. Я лучше… с этим останусь, он сразу видно, человек опытный.

Он сразу видно, что бандит, уголовник из непростых, а мы ищейки, находимся по другую сторону баррикады. Война меж нами идет, давняя и трудная. Хотел я об этом сказать, но толку-то, вздорная Малу все давно для себя решила и доверится готова даже Палачу, лишь бы не Петру Воронову.

Тяжело вздыхаю, смотрю вверх, где в бесконечной синеве неба проплывают облака. Хрен с тобой, Мария Луиза, пускай будет по-твоему.

- Пошли.

Не солгал старик: означенная квартира оказалась неподалеку. Двадцать минут хождения по дворам, узким проулкам и вот уже стоим перед небольшим, по меркам города, зданием, затерянным среди высоток. То ли его сносить хотели и передумали, то ли какую историческую ценность представляет - не знаю, но факт остается фактом – сооружение абсолютно не вписывалось в окружающую действительность, своим потертым фасадом и узкими окнами-бойницами.

Лестничная площадка приятно напомнила родину: облупленная штукатурка, металлические перила, давно лишившиеся деревянного поручня и ступеньки, местами сколотые, а местами протертые до выемок и углублений. Сколько же лет этому дому?

- Зачем нам лифт, нам лифт не нужен, - остановил старик Малу, направившуюся было к кабинке, - тут третий этаж, идти недалеко.

Признаться, внутри квартиры ожидал увидеть хлев - этакий притон со стенами, обклеенными газетами и шприцами возле батареи. Но все оказалось на редкость чистенько и культурно, а в большой гостиной, отделенной от кухни длинной барной стойкой, и вовсе уютно, с пушистым ковром посередине и мягкой мебелью кремового цвета.

- Как же хорошо, после всей этой беготни, - Малу откинулась на кресле, вытянув ноги. – Безумная ночь, безумный день… Слышь, хозяин, у тебя что-нибудь перекусить найдется, а то эта дрянь жидкая помойного цвета - бр-р-р, как вспомню, в дрожь бросает. Ни одной ложки не смогла проглотить.

- Та еще баланда, - согласился старик. – а на счет перекусить ща сообразим.

И ушел хлопать дверцами объемного холодильника. Послышался шелест бумаги, звуки работающей микроволновки – жизнь на кухне закипела.

Удостоверившись, что старик нас не услышит, сажусь рядом с Малу, начинаю шептать:

- Ты соображаешь, где находишься?

- Вы.

- Что?

- Вы Воронов, обращайся ко мне исключительно на вы.

- Причем здесь…, - умолкаю, потому как на кухне воцарилась подозрительная тишина. Жду, когда старик вновь начнет возиться с упаковкой, а после тихо продолжаю: - да причем здесь это? Этот добрый дедушка – не дедушка вовсе, а многолетний сиделец, отравит нас за милую…, - споткнулся на слове «душа», в тысячный раз забыв, что аналогов на языке иномирья не существует. – Вырубит нас, а потом отправит по частям начальству на добрую память, десятью бандерольками.

- Воронов, от меня чего хочешь, - вздохнула Малу.

- Бдительности.

- Тебе надо ты и бди, а я устала… Я есть хочу, душ принять и выспаться.

- А жить хочешь?

- Хочу, Воронов, очень. А еще хочу, просто мечтаю не выслушивать дурацкие советы от насильника и убийцы маленьких детей, - последнее Мария Луиза произнесла в полноту мужского голоса, нисколько не заботясь, что может быть услышана посторонним.

Я аж опешил от такого заявления. Ладно насильник, слышать подобное обвинение в свой адрес стало плохой традицией, но убийцей?