Пределы реформ. Министерство внутренних дел Российской империи в 1802-1881 годах

3: 5], за назначение Лорис-Меликова перед Александром активно ходатайствовал Милютин. См. об этом также [Валуев 1919: 59–63]. Впрочем, сам Милютин в своем дневнике с удивлением встречает известие о создании Верховной распорядительной комиссии и назначение Лорис-Меликова руководить ею [Милютин 1950, 3: 216–217]. Идея подобной комиссии, по всей видимости, была подана отцу цесаревичем, будущим Александром III, в свою очередь подхватившим мысль Каткова. Валуев же «определил характер и воплотил идею в жизнь»; см. [Зайончковский 1964: 154]. меры, призванные предотвратить общественные волнения, вполне согласовывались с традиционными полицейскими функциями городской администрации, но при этом с куда большим вниманием относились к законности интересов частных лиц[421].

Как и на предыдущих своих должностях, в Харькове Лорис самолично принялся определять направление государственной политики. В результате пересмотра порядка принятия решений по политическим делам ему удалось успешно снизить количество неправомерных арестов и административных ссылок[422]. Он также составил план по восстановлению дисциплины в школах и ходатайствовал о скорейшем открытии Технологического института, «поскольку жители этой малоразвитой области обладали весьма скудными техническими навыками, в результате чего страдали земледелие и промышленность»[423]. Лорис отмечал, что его инициативы находят все больший отклик среди харьковчан, однако для окончательного успеха потребуется «продолжение той правительственной системы, которая начинает уже обнаруживать свои полезные последствия»[424].

Институциональным основанием «системы» Лориса стали особые полномочия, которыми наделялись лица, занимавшие генерал-губернаторские посты. Полемика о природе этой должности шла уже много лет, однако Лорис утверждал, что особые полномочия необходимы для восстановления общественного порядка в условиях чрезвычайной ситуации, развивавшейся с 1879 года. Исключительная важность генерал-губернаторской должности заключалась именно в том, что она давала полномочия держать под контролем все политические аспекты ситуации, преодолевая таким образом институциональные разногласия, парализующие деятельность правительства. Пост временного генерал-губернатора, столь часто использовавшийся для обхода как министерских институций, так и в целом законов империи, представлялся теперь исключительно действенным средством объединения конкурирующих органов административной власти на местах. Но еще более важно, что сам Лорис-Меликов полагал генерал-губернатора инструментом пресечения вековечного правительственного произвола, восстановления законности и удовлетворения резонных требований общественности. Теперь уже принцип личной власти рассматривался в качестве единственно надежной меры долгосрочного содействия институциональному развитию.

При этом генерал-губернаторы (да и все прочие царские «наместники» и управленцы) должны были прибавить в политической активности. Дабы выкорчевать сами причины всякой революционной деятельности, бывшей явлением «сложным, основанным на различных обстоятельствах общественной и хозяйственной жизни», государственной власти следовало быть «бдительной и способной оказать свое влияние повсюду, где таковое было необходимо». Это, по мнению Лориса, было возможно лишь в том случае, если генерал-губернатор находился в достаточно тесном сношении с местными интересами, чтобы уметь определить и удовлетворить назревшие потребности. Подобного рода управление было бы куда продуктивнее, нежели «сугубо вооруженный караул и кара». Таким образом, генерал-губернаторы оказывались незаменимы для установления новой модели взаимодействия между администрацией и обществом. С этой целью требовалось наделить их полномочиями ведать всеми провинциальными делами и вообще местными министерскими отраслями, уже зарекомендовавшими себя малоэффективными, склонными к произволу и враждебными в отношении общества[425].