Читаем Предисловие к Достоевскому полностью

Несмотря на все оговорки Маслобоева, читателю, как и Ивану Петровичу, сразу представляется, что речь идет о судьбе матери Нелли. Иван Петрович ведь уже знает, что у ее матери был за границей добрый друг, который о ней заботился, а потом умер. Маслобоев тоже рассказывает, что следом за князем и увезенной им девушкой отправился ее поклонник — «идеальный человек, братец Шиллеру». Еще подробности, до сих пор незнакомые Ивану Петровичу: «де­вушка была чистая, благородная, возвышенная», но князь об­маном и уговорами убедил ее увезти какие-то документы от­ца. И снова Маслобоев проговаривается: когда в Париже князь бросил молодую женщину, «она родила дочь... то есть не дочь, а сына, именно сынишку, Володькой и окрестили».

В дальнейшем рассказе Маслобоев уже не путается и все время говорит о Володьке. Но может ли верить ему Иван Пет­рович, может ли не думать о девочке, которая ждет в его комнате? Между тем история осложняется тем, что у покину­той женщины осталось на руках формальное обязательство князя жениться.

«— Я подозреваю, что ты у него по этому делу хлопо­чешь, Маслобоев», — не выдерживает Иван Петрович. А Маслобоев и не думает скрывать: да, именно, князю ведь нужно узнать, действительно ли умерла и она, и обокраден­ный им старик, «и о птенце...» Хотя он переносит действие этой истории то в Мадрид, то в Краков, Иван Петрович уже не верит его хитростям: как бы ни было, Маслобоев не скрывает, что рассказывает именно о князе Валковском. Еще одно любопытно в его рассказе: Маслобоев с легким презре­нием говорит о поэтах, мечтателях, называет идеального по­клонника «братцем. Шиллеру» и снова вспоминает Шилле­ра, рассказывая о непрактичности молодой женщины и влюб­ленного в нее человека: «А она хоть и плюнула ему (кня­зю. — Н. Д.) в его подлое лицо, да ведь у ней Володька на руках остался: умри она, что с ним будет? Но об этом не рас- суждалось... Шиллера читали».

Маслобоев делает из всей этой истории прямой и точный вывод: «Вообще эдаким подлецам превосходно иметь дело с так называемыми возвышенными существами. Они так бла­городны, что их весьма легко обмануть, а во-вторых, они все­гда отделываются возвышенным и благородным презрением вместо практического применения к делу закона, если толь­ко можно его применить».

Речь идет о давней истории с участием князя Валковско- го, но читатель все время видит за этой давней историей дела сегодняшние: судьбу Наташи. Ведь и про нее с Иваном Пет­ровичем практичный человек мог сказать, что вместо «при­менения к делу закона» они «Шиллера читали».

Если в начале романа «Униженные и оскорбленные» Шил­лер напоминал о пьяном немецком ремесленнике, изобра­женном Гоголем, то теперь уже речь идет о немецком поэте- романтике, и Шиллер — великий поэт — символизирует возвышенное, благородное и... совершенно оторванное от практической жизни представление о человеческих отно­шениях.

Стремясь соблюсти свою профессиональную, сыщицкую честность, Маслобоев скрывает факты, сроки, имена; он по­вторяет одну только фразу: «...берегись ты этого князя. Это Иуда-предатель и даже хуже того». Услышав от Ивана Пет­ровича историю Наташи и тяжбы старика Ихменева с кня­зем, Маслобоев восторгается умом Наташи, которая «с пер­вого шага узнала, с кем имеет дело, и прервала все сноше­ния». У Маслобоева не возникает ни малейших сомнений в том, что «князь настоит на своем, и Алеша бросит ее»... Но с наибольшим жаром воспринимает Маслобоев рассказ о тяж­бе старика Ихменева: «Да кто у него по делу-то ходил, кто хлопотал? Небось сам! Э-эх! То-то все эти горячие и бла­городные! Никуда не годится народ! С князем не так надо было действовать. Я бы такого адвокатика достал Ихме- неву — э-эх!»

Да, Наташа поняла подлость и коварство князя Валков- ского, но бороться с ним она не умеет. Ей остается посту­пить так, как женщина, о которой рассказывает Маслобоев: плюнуть князю «в его подлое лицо». Не может, не умеет она защитить ни себя, ни своего ограбленного отца: сила на сто­роне князя, и мы скоро об этом узнаем. Униженные и оскорб­ленные не могут ничего изменить в окружающем их мире, где подлецы всегда торжествуют.

В произведениях Достоевского всегда поражает, как мно­го происходит в жизни героев за один только день. Вот и в этот день, описанный вслед за субботой, когда князь приез­жал к Наташе, в жизни Ивана Петровича произошло неве­роятно много событий: он весь день на ногах, бежит пешком из одного конца города в другой, и непонятно даже, как он всюду поспевает.

2. Князь открывается

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского

Книга Якова Гордина объединяет воспоминания и эссе об Иосифе Бродском, написанные за последние двадцать лет. Первый вариант воспоминаний, посвященный аресту, суду и ссылке, опубликованный при жизни поэта и с его согласия в 1989 году, был им одобрен.Предлагаемый читателю вариант охватывает период с 1957 года – момента знакомства автора с Бродским – и до середины 1990-х годов. Эссе посвящены как анализу жизненных установок поэта, так и расшифровке многослойного смысла его стихов и пьес, его взаимоотношений с фундаментальными человеческими представлениями о мире, в частности его настойчивым попыткам построить поэтическую утопию, противостоящую трагедии смерти.

Яков Аркадьевич Гордин , Яков Гордин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Языкознание / Образование и наука / Документальное