Предисловие к жизни

Наука о мерзлых зонах земной коры только-только выходила на широкую дорогу; лаборатория, или, как ее называли, мерзлотная станция Забавникова, была одним из немногих центров этой науки. «Мерзлотники» — ученые, инженеры — завоевали право на обширные институты и большие штаты, но не сумели еще это право узаконить, поэтому работу сотен людей выполняли десятки и единицы. Верный товарищ Сергея Кузьмича Фетисов обязан был делать в лаборатории все, что имело отношение к механике. Два подчиненных ему умельца и он сам претворяли в жизнь замыслы, зарождавшиеся в коллективе. Благодаря этим мастерам на все руки появлялись новые приборы и множество различных приспособлений, облегчавших труд исследователей. Он же, Фетисов, был одним из добровольных помощников Сергея Кузьмича «в рукоделье на грядках», он же снабжал коллектив мясом и дичью, добытыми в богатой тайге. Невозмутимый и всегда сосредоточенный Наумов с помощью всего только четырех рабочих справлялся с опытами по инженерному мерзлотоведению. Шура несла на своих плечах тяжесть кропотливейших гидрометеорологических наблюдений и вместе с отцом вела фенологические дневники; она же помогала двум химикам и, кроме всего прочего, была за секретаря при отце. Самому Забавникову приходилось не только поспевать во всех делах общим руководством, но и просто засучив рукава трудиться, когда надо, рядом с любым из своих двадцати сотрудников.

Поначалу, пока Володя знакомился с основами мерзлотоведения и входил в жизнь маленького коллектива, все для него было необычным и праздничным в лаборатории. Потом пошли трудовые дни и недели, и спустя некоторое время Дубровин почувствовал, что его все больше тревожит однотонная методичность работы, в которой хлопоты по поводу множества мелочей составляли все содержание. Вот уже десять лет один и тот же человек измерял температуру грунта в нескольких скважинах. Этот человек изо дня в день по три раза делал замеры и записывал цифры в журналы — труд был, очевидно, необходимый, но в нем не содержалось никакой пищи уму, поскольку материал для обобщений мог накопиться только еще через одно десятилетие.

Забавников с гордостью говорил Володе о «столбиках пучения» еще при первом знакомстве. Теперь Володя собственными глазами увидел эти знаменитые столбики: штук сто обыкновенных деревянных, бетонных и кирпичных столбов, в шахматном порядке торчавших, будто противотанковые надолбы, на ровной площадке неподалеку от лаборатории. Их загнали в землю несколько лет назад и с тех пор не сводили с них глаз. Настал день, и Дубровин принял на себя заботу об этих столбиках как своеобразную эстафету мерзлотоведения. Отныне он измерял температуру грунта под ними и температуру воздуха над ними, бдительно высматривал малейшие изменения, которые производили таинственные силы пучения в бетоне, кирпиче и дереве столбов. Все это он проделывал ежедневно и должен был проделывать много месяцев для того, чтобы накопить цифры и с их помощью прийти к определенным выводам о влиянии пульсации почвы на вертикальные смещения свай и опор.

Володя пытался подавить чувство уныния, вызванное этой серой, поразительно однообразной работой, пытался не дать разгореться разочарованию, охватившему его с тех пор, как он познакомился с буднями науки. Он боялся и подумать о своей прежней деятельности строителя, она-то была осязаемой, зримой, эффектной каждый день! Если строился дом, его стены росли на глазах. Если строилась дорога, за день она удлинялась на несколько километров… Выходит, Кольцов был прав? Володя не смел себе в этом признаться. Признав правоту начальника строительства, он должен был бы признать свою ошибку, а признать ошибку — значит исправить ее, иначе говоря, бросить лабораторию, порвать с Забавниковыми и вернуться на строительство. Даже думать об этом было страшно!

Сергей Кузьмич, обладавший зорким душевным зрением, понимал состояние своего нового сотрудника — это не обижало и не пугало профессора. Он не старался подладиться под настроение молодого инженера, не делал попыток оживить и развлечь его наиболее интересной и парадной частью работы. Сергей Кузьмич поверил в Дубровина раньше, чем тот сам поверил в себя. У Забавникова были далеко идущие планы относительно Володи; он видел в нем своего преемника и хотел воспитать из него настоящего ученого — этого нельзя было бы достичь, не приучив с самого начала молодого человека к терпению и усидчивости, к неблагодарной, незаметной черной работе. Наоборот, как бы тренируя Дубровина, старик давал ему самые несложные и малоинтересные задания и даже не особенно старался при этом открывать дальние перспективы. Зато Сергей Кузьмич сознательно прибегал к другому — он, будто невзначай, то и дело сам становился напарником Володи и с обычным усердием выполнял рядом с ним какую-нибудь особо неинтересную работу. Мало того, и Шура в таких случаях оказывалась рядом с Володей, занималась тоже каким-либо чернорабочим делом.