Вплоть до конца 1986 года гласность оставалась лишь лозунгом. Даже те географические точки, которые уже
Осенью и зимой 1986–1987 годов советские СМИ с подачи генерального секретаря начинают демонстрировать неотвратимость перемен, одну за другой открывая для читателей ранее запретные темы: эпидемию абортов, нищету, наркоманию, афганскую войну, депортацию целых народов во времена Сталина. Запрещавшиеся десятилетиями фильмы, пьесы и книги разрешались, приводя в состояние повышенного возбуждения жившую за счет государства интеллигенцию. Каждый новый шаг в этом направлении рождал спекуляции по поводу того, как далеко все зайдет: будет ли, например, опубликован «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына — литературный обвинительный акт всей советской системе, включая Ленина? (Его опубликовали.) Объем скрытого и запрещенного был очень велик, но это еще более обостряло реакцию на каждое новое «открытие». К тому же все эти откровения публиковались не где-нибудь, а в официальных органах печати («неформальные» печатные издания уже начали выходить, но их объем был ничтожно мал). Еженедельная газета «Аргументы и факты», существовавшая с конца 1970-х, достигла во время перестройки тиража в 30 миллионов экземпляров (это был мировой рекорд), а в ее редакцию ежедневно приходило по 5–7 тысяч писем. Радостное возбуждение («вот она, правда!») ощущалось повсеместно.
К 1989 году, однако, в письмах читателей все чаще стало проявляться глубокое разочарование в советской действительности. «Что это за правительство, которое дает жить нормальной жизнью только избранным? — писала М. Ф. из Харькова. — Почему те, кто находится у власти, имеют все: квартиры, дачи, деньги, а остальные не имеют ничего?…Я простая женщина. Я верила нашему правительству. Но больше не верю». Некий подросток советовал «не пускать молодых людей в капиталистические страны». Почему? «Я получил возможность по программе обмена съездить в Соединенные Штаты. Я был настоящим патриотом нашей страны, а превратился во что-то просто ужасное. Я стал человеком. Я думаю, у меня есть свое мнение, и это настоящий кошмар. После того, что я увидел в США, здесь жить просто невозможно… Мне нравится Горбачев, но в глубине сердца я больше не советский гражданин, мне все равно, что происходит в СССР, и я больше ни во что в этой стране не верю»[53].
Чтобы утратить иллюзии, нужно, конечно, их иметь. Гласность показала, что до 1985 года большинство жителей страны, несмотря на бесконечные жалобы, принимали многие базовые принципы советской системы. Их идентичность, убеждения, жертвы оказались преданными — и именно тогда, когда их ожидания резко выросли.
Когда пала плотина многолетней цензуры, гласность превратилась в настоящее цунами из критики режима, одержимости людей западным миром и апокалипсических ожиданий интеллигенции, которая, стремясь предстать «более радикальной», самобичеванием доводила себя до истерии. Суперпопулярное телевизионное шоу «Взгляд», транслировавшееся вечером по пятницам, изображало СССР как ограбленную и нищую страну, тогда как Запад представал вымощенным золотом и абсолютно свободным. Журналист, до перестройки написавший один из наиболее резких антиамериканских памфлетов, стал главным редактором массового журнала «Огонек»[54] и быстро превратил его в самый читаемый источник «разоблачительной» информации о СССР и неумеренно хвалебной — о США[55].